Вообще, Бастилия изначально была просто одной из башен вокруг Парижа. Она была заложена еще в первой половине XIV века и достаточно быстро стала достраиваться вокруг, обретя известные очертания к 1382 году. Он становится укрепленным замком, в котором во время народных бунтов (во Франции это обычное дело) или междоусобиц скрывались королевские особы. Здесь организуется монастырь, который летописцы называют «благочестивым Святым Антонием, королевским замком», причисляя его к лучшим парижским зданиям.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
В этот день. Прекрасное далеко?
В этот день. Ну, за госслужбу!
Однако это не помешало организовать в Бастилии тюрьму, причем, в основном для политических заключенных. По иронии судьбы первым из них, еще до окончания строительства, стал ее зодчий Гуго Обрио, которого обвинили в связи с еврейкой и осквернении религиозных святынь. Он отсидел 4 года и был освобожден толпой во время народных волнений в 1381 году. Таким образом, была заложена практика не только нахождения там политзеков, но и штурма его протестным электоратом. С тех пор здесь содержались многие известные личности: Алессандро Калиостро и маркиз де Сад, Вольтер и энциклопедист Морелле, графиня Ламотт и герцог де Немур, кардинал де Роган и многие другие. Среди них был и легендарный «Человек в железной маске», истинное происхождение которого до сих пор остается загадкой, и даже некоторые книги, среди которых знаменитая «Энциклопедия», которая, как принято считать, стала почвой для первой французской революции.
Саму ее, революцию, мы описывать не станем, но отметим пару интересных моментов. Например, в 1471 году Людовик XI предоставил монастырским землям и поселившимся на них ремесленникам колоссальные привилегии, включая уход от «цехового налога». Это что-то вроде освобождения малого бизнеса от НДС и других податей. Такое положение привело не только к рассвету и благополучию, но и, если говорить современным языком, к формированию среднего класса – не только по социальному, но и по политическому положению. Именно столяры, краснодеревщики, шпалеры и другие стали «настоящими гражданами» и неким ядром «первой французской».
Еще один момент. Когда практически весь июнь 1789 года Париж жил в предчувствии больших перемен, Генеральные штаты взяли на себя функции парламента (Национальное Учредительное собрание) и создали комитет по выработке Конституции, а режим монархии был поставлен под большой вопрос, король Людовик XVI отдал приказ о концентрации в Париже и его окрестностях армии в 20 тысяч (знакомая цифра, не так ли?) солдат, причем, преимущественно из немецких и швейцарских наемников.
Это было сказано 26-го числа, а на следующий день многие наблюдатели решили, что «с революцией покончено». Однако появление иностранных «миротворцев» вызвало обратную реакцию. Повсеместно стали возникать стихийные митинги, а Учредительное собрание направило королю претензии, на которые Людовик заявил, что войска прибыли обеспечить общественный порядок и безопасность, в том числе самого Собрания. Затем, убедившись, что он защищен штыками наемников, король стал производить чистку в своем правительстве, и прежде всего это касалось министра финансов Жака Неккера, в котором респектабельные парижане видели некоего спасителя от грозящего Франции банкротства. Таким образом, на сторону потенциального протеста встали не только бедные слои населения и упомянутый выше «средний класс», но более богатые французы.
А потом все произошло достаточно быстро. Неккер покинул Версаль вечером 11 июля и выехал за пределы страны, а на следующий день (было воскресенье) парижан стали стихийно выходить на улицы. Сначала это были разрозненные группы со сменяющими друг друга ораторами, но наиболее запомнился один из ярких лидеров – адвокат Камиль Демулен. Он заявил, что наемники готовят нападение на протестующих, поэтому нужно самим браться за оружие. Люди восприняли это предложение «на ура!» (в прямом смысле).
Силы правопорядка и полиция вдруг исчезли, но их функции во многом взяла на себя французская гвардия, которая в большинстве своем присоединилась к повстанцам и даже стала вступать в вооруженные стычки с иностранным легионом. На следующее утро парижскими выборщиками (их можно назвать гражданскими активистами) был создан Постоянный комитет, который должен был возглавить и контролировать все движение. Уже целенаправленно и по плану стали воздвигаться баррикады, но стало понятно, что не хватает оружия. Тогда были разграблены оружейные лавки и арсенал, добыто в общем несколько десятков тысяч ружей и десятки пушек, но не хватало пороха. Вот тогда и появилась идея взять штурмом Бастилию, где могли быть его запасы.
То есть, никакой политической необходимости во взятии крепости-тюрьмы не было, тем более, что на тот момент в ней находились всего семь узников – четверо фальшивомонетчиков, двое психически больных и один убийца, которых политзеками не назовешь. Однако нужен был порох, а также людей настораживали пушки, выставленные из амбразур Бастилии. Утром 14 июля туда была направлена делегация, которую приняло ее комендант де Лоне. Пушки были убраны, но собравшиеся во внешнем дворе повстанцы стали волноваться, что делегаты долго не возвращаются и предприняли попытку штурма – у коменданта сдали нервы и он приказал открыть огонь по нападавшим. Погибло порядка 100 человек.
После этого в дело вступила нацгвардия (напомним, она перешла на сторону бунтовщиков, ставшими накануне революционерами), которая стала обстреливать центральные ворота – Бастилия была окружена 25-метровым рвом, напомненным водой, и несколькими входами с раздвижными мостами. Среди защитников крепости было 82 ветерана и 32 швейцарца. Коротко говоря, оборона длилась недолго. Де Лоне пригрозил взорвать Бастилию, но это ему не дали сделать ветераны. В конце концов, коменданту были даны гарантии безопасности, но во время конвоирования в ратушу, толпа вырвала его из рук гвардейцев и попросту растерзала вместе с парой других офицеров, отрезала ему голову, которую водрузили на пику и пронесли по городу.
Когда Людовик XVI узнал о падении Бастилии, то воскликнул «Боже, это же бунт!», на что находившийся при нем герцог Линакур поправил: «Нет, государь, это революция…». В общем, король не стал предпринимать силовые методы, эмигрировать или что-то в этом роде. На следующий день он признал Национальное собрание, отозвал из Парижа войска и фактически смирился с судьбой, рассчитывая, что можно еще спасти Францию и себя от опасности. А потом… Впрочем, это уже другая история. Ну, а тема с Бастилией закончилась ее сносом. Правда, он длился до мая 1791 года. Часть камней от крепости была пущена на строительство моста Конкорд, из чего-то делали сувениры, а само освободившееся место стало площадью Бастилии – одной из современных достопримечательностей Парижа с большим транспортным узлом и связкой десятка улиц. С 1880 года 14 июля стал национальным праздником.
Шанырак, как и Бастилия, тоже находился на окраине города, и сегодня его тоже не узнать. Местное население тоже значительно изменилось – кто-то переехал сюда относительно недавно, а многие свидетели событий июля 2006 года особо вспоминать об этом не хотят. Тому много причин – и то, что в итоге власти пошли на серьезные уступки не только в Алматы, но и по всей республике, и что народный бунт мог быть использован политической верхушкой, а также то, что именно тогда пролилась первая кров в противостоянии простолюдинов и силовиков. Но это тоже уже другая история, которую следует рассматривать не в документальном пересказе, а через аналитику. Тем более, прошло уже 17 лет, а это немало.
Фото из открытых источников
