Первый саммит ЕС и стран Центральной Азии привлек внимание аналитиков евразийского пространства. Чего ждать от наметившегося партнерства? Об этом рассуждает политический аналитик из Москвы Михаил Нейжмаков.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Прагматизм Трампа как шанс для Центральной Азии
Дружба не по указке. Нюансы казахско-кыргызского соседства
Трамп «просит верблюда, чтоб дали барана» — Константин Сыроежкин
— Михаил Игоревич, в Самарканде прошел первый саммит ЕС – Центральная Азия с участием председателя Европейской комиссии и лидеров стран региона. Оценки данного события разнятся, но как вы прокомментируете сам факт такой встречи? Некоторые комментаторы считают, что Европа смещает фокус внешней политики и намерена укрепиться самым решительным образом в Центральной Азии. Чем это вызвано, на ваш взгляд?
— Понятно, что интерес и Евросоюза, и, например, не входящей в ЕС Великобритании к взаимодействию с Центральной Азией появился не сегодня. В ходе выступления главы Еврокомиссии Урсулы фон дер Ляйен на пленарном заседании саммита «ЕС – Центральная Азия» значительное внимание было уделено «сотрудничеству по критически важным видам сырья» и развитию транспортных проектов.
Тем не менее, стоит учесть и другой важный фактор, который будет привлекать внимание как ЕС в целом, так и отдельных европейских держав к региону. Страны Центральной Азии (включая Казахстан и Узбекистан) проявляют заметное внимание к расширению возможностей собственной промышленности и энергетической сферы. Кроме того, не будем забывать о заинтересованности держав региона в модернизации своих вооруженных сил — этот тренд в ближайшие годы также, скорее всего, получит дальнейшее развитие.
— И как это будет проявляться на деле?
— Все вышеназванное будет мотивировать европейские компании, чтобы выступать в качестве подрядчиков или инвесторов в рамках проектов в Центральной Азии. Вспомним в очередной раз переговоры о том, кто будет участвовать в реализации строительства первой АЭС в Казахстане, где в числе потенциальных подрядчиков традиционно упоминается, например, французская EDF. Понятно, что интересы европейских компаний в регионе будут стимулом и для политиков из ЕС для работы с Центральной Азией.
У руководства ЕС есть и публично-политические мотивы для работы с регионом. В ситуации, когда отношения Брюссель-Вашингтон при Дональде Трампе осложняются, европейским политикам важно продемонстрировать внутренней аудитории, что предпринимаются все возможные шаги для расширения сети международных контактов.
Долгосрочный характер?
— Будет ли на самом деле сотрудничество ЕС с регионом носить долгосрочный характер или это разовое событие?
— Заинтересованность ЕС в природных ресурсах и логистических возможностях Центральной Азии наверняка будет иметь долгосрочный характер. Однако целый ряд факторов будет определять, какой именно объем ресурсов ЕС ведущие европейские игроки будут готовы вложить в реализацию проектов в регионе. Например, чем больше угроз для морских коммуникаций, которые связывают ЕС с КНР, а также с ключевыми регионами мира, где ведется нефтедобыча, тем выше будет заинтересованность европейских игроков в сотрудничестве. При этом, как с государствами, через территорию которых будут пролегать альтернативные транспортные маршруты, так и со странами, которые могут быть интересны европейским державам с точки зрения диверсификации поставок соответствующих ресурсов.
А стремление ключевых международных игроков диверсифицировать источники поставок редкоземельных металлов также будет подталкивать Евросоюз выстраивать отношения со странами, которые будут готовы развивать такие проекты. Отметим, например, что вопрос сотрудничества в сфере освоения минеральных ресурсов затрагивался и в ходе заседания Совместного комитета ЕС-Монголия в начале апреля 2025 года. В целом, официальные лица и в США, скорее всего, будут еще неоднократно возвращаться к той же теме редкоземельных металлов, мотивируя и других крупных экономических игроков, включая страны ЕС, проявлять внимание к этой теме.
— У США тоже интерес к редкоземельным металлам?
— Не могу не вспомнить, что, хотя сейчас интерес США к теме редкоземельных металлов ассоциируется, прежде всего, с Дональдом Трампом, к вопросу поиска альтернативных источников таких поставок в условиях доминирования КНР на этом рынке американская администрация обращалась и до его первого президентского срока. Например, эту тему периодически затрагивала Хиллари Клинтон, занимая пост госсекретаря. Так, в ходе ее визита в Японию в 2010 году речь шла и об этом. Поэтому и в случае прихода к власти в США после президентских выборов 2028 года демократической администрации, интерес Вашингтона к этой теме сохранится, дополнительно мотивируя и ЕС работать с темой, в том числе, в рамках сотрудничества со странами Центральной Азии.
— Как может конкуренция со стороны США повлиять на планы ЕС в регионе?
— Действительно, есть факторы, которые могут и ограничивать возможности ЕС (по крайней мере, в рамках бюджетного финансирования со стороны Евросоюза и его ведущих держав) по финансированию проектов в Центральной Азии. Скажем, курс на рост оборонных расходов будет ставить перед державами ЕС вопрос о том, на каких направлениях придется сократить финансирование. Также не будем забывать, что одним из последствий усиления внимания ЕС к оборонной сфере может быть не только финансирование модернизации своих вооруженных сил, но и новые стимулы для развития транспортной инфраструктуры внутри Евросоюза (чтобы действия вооруженных сил были эффективны, у них должны быть возможности для быстрой переброски в нужных направлениях).
— И что это значит?
— На этом фоне в ЕС могут прозвучать голоса в пользу того, чтобы ограничить финансирование реализации инфраструктурных проектов за пределами своей территории. Впрочем, различные проекты в Центральной Азии, включая инфраструктурные, могут быть интересны и частным европейским инвесторам. А тот же курс на увеличение оборонных расходов в целом ряде стран ЕС может привести к притоку инвестиций не только для компаний, занимающихся производством вооружений, но и для игроков европейского стройкомплекса. Недаром, например, в ФРГ команда Фридриха Мерца, который должен стать новым федеральным канцлером, уделяет внимание и вопросам реконструкции военных объектов, необходимых для бундесвера. В этих условиях европейские игроки стройкомплекса могут заработать дополнительные средства, которые они вполне могут вложить и в проекты за пределами ЕС, в том числе, в Центральной Азии.
Оторвать от России и Китая
— Не секрет, что все действия как коллективного Запада, так и отдельно взятой европейской страны и, видимо, США преследуют цель: оторвать государства Центральной Азии от России, прежде всего, и Китая. Насколько такой план реализуем?
— ЕС на самом деле было бы объективно выгодно, чтобы влияние России в Центральной Азии снижалось. Это позволило бы, например, усилить конкурентные преимущества европейских компаний в рамках их борьбы за участие в реализации значимых для них проектов в регионе или, к примеру, расширить их возможности по поставкам вооружений для центральноазиатских государств. Но все же ЕС, скорее, будет ставить перед собой сейчас наиболее реалистичные цели — прежде всего, просто расширить свои лоббистские возможности в Центральной Азии.
— Как все действия повлияют на баланс сил в регионе?
— Насколько изменится баланс сил между Россией, ЕС, США и Китаем в рамках их взаимодействия с Центральной Азией, зависит, в том числе, от экономических возможностей каждой из вовлеченных сторон. В частности, пока мы видим, что экономическая политика администрации Дональда Трампа делает ситуацию в мировой экономике менее предсказуемой, а это, во многих случаях, может сокращать финансовые возможности ключевых зарубежных компаний в работе с Центральной Азией.
Кроме того, возможности Москвы по работе с Центральной Азией будут зависеть, в том числе, от того, когда и на каких условиях завершится российско-украинский конфликт. От этого зависит, например, сколько ресурсов Россия сможет высвободить дополнительно для работы, в том числе, с центрально-азиатским регионом. Пока мы видим, что, как минимум, в ближайшие месяцы вероятность даже «замораживания» этого конфликта остается не очень значительной.
— Но главное, отныне Центральная Азия и Евросоюз решили установить отношения стратегического партнерства, сосредоточившись на четырех перспективных областях: транспорт, разработка критически важных видов сырья, включая развитие местной промышленности, создание новых рабочих мест, энергетика и связь. Регион, безусловно, нуждается в инвестициях, технологиях, а потому понятно стремление глав государств Центральной Азии совместно и в отдельности укрепить отношения с ЕС. Что могут противопоставить этому Россия и Китай?
— Подходы России и Китая к работе с регионом, естественно, отличаются. А именно, КНР традиционно избегает брать на себя обязательства в сфере обороны и безопасности, в том числе, перед государствами Центральной Азии. Но при этом стоит отметить, что Китай стремится развивать военно-техническое сотрудничество с государствами региона. С другой стороны, КНР вкладывает существенные средства в реализацию инвестпроектов в Центральной Азии. Скажем, если глава Еврокомиссии в ходе саммита «Центральная Азия — ЕС» говорила о пакете инвестиций Global Gateway для региона объемом 12 млрд евро, то КНР, по данным Евразийского банка развития, только за первое полугодие 2024 года направила в страны Центральной Азии около 56,8 млрд долларов прямых инвестиций.
Россия, проявляя интерес к ряду проектов, относящихся к экономике (вспомним о том же внимании российской стороны к участию в проекте строительства АЭС в Казахстане), скорее всего, может сделать акцент на развитие сотрудничества с государствами Центральной Азии в сфере обороны и безопасности, причем, вероятно, не только с членами ОДКБ. Отметим, например, рабочую поездку главы Минобороны РФ Андрея Белоусова в Ташкент в январе 2025 года.
Как будут развиваться отношения
— Михаил Игоревич, ваш прогноз развития отношений ЕС и ЦА?
— Заинтересованность ЕС в Центральной Азии, конечно, сохранится. Так, мы уже говорили о транспортно-логистической роли региона в ситуации, когда морские коммуникации для сообщения между КНР и ЕС находятся в зоне риска. Между тем, напряженность между США и Ираном остается одной из угроз для таких коммуникаций. Многие сейчас не исключают масштабного прямого военного конфликта с участием США и Израиля с одной стороны и Ирана с другой. Однако мы уже видели, что Трамп неоднократно демонстрировал, что один из элементов его внешнеполитического стиля — доводить ситуацию до «максимального кипения», но остановиться все же в шаге от наиболее рискованных форм эскалации. Для аналогии — вспомним, как в первый президентский срок Трампа, в январе 2020 года, после иранского ракетного удара по американским объектам в Ираке в ответ на устранение генерала Касема Сулеймани многие ждали в качестве следующего хода масштабной военной операции США, но она так и не последовала. Однако чередование усиления и ослабления давления США на Иран, вероятно, будет делать еще более нестабильной ситуацию для морских коммуникаций (в том числе, с учетом активности хуситов в зоне Красного моря), что дополнительно может мотивировать ЕС к развитию транспортного сообщения с КНР через Центральную Азию.
— Но чего ждать нам, Казахстану и Узбекистану, в частности?
— Политически Астана и Ташкент, вероятно, будут стремиться по-прежнему проводить многовекторную внешнюю политику, что также будет подталкивать их к активным контактам с европейскими игроками. При этом у руководителей европейских держав будут и тактические причины для развития такой работы. Взять хотя бы Францию, где в 2027 году пройдут президентские выборы. Эмманюэль Макрон не может идти на третий срок, но он, вероятно, захочет сохранить и расширить политический капитал, чтобы влиять на их исход. Это будет подталкивать его к внешнеполитической активности, в том числе, в рамках работы с Центральной Азией.
При этом фактором, ограничивающим возможности ЕС по работе с регионом, останутся, в том числе, пределы финансовых возможностей европейских игроков.
Фото из открытых источников
