Для начала немного напомним. Осенью прошлого года Касым-Жомарт Токаев объявил о предстоящих реформах, в том числе – в области прав человека. Теоретически предполагалось, что это может коснуться и Конституции страны, однако напрямую об этом не было сказано ни слова. «Кровавый январь», как понимается, внес свои коррективы. В своем послании народу Казахстана президент выступил с рядом инициатив, многие из которых напрямую касались положений Основного закона. Немногим позже стало известно, что редактированию подверглась третья его часть, а число «изменений и дополнений» поставило рекорд в конституционных поправках – когда они менялись в обратную сторону.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Обществу информация давалась дозированно, хотя, как говорится, кто ищет, тот всегда найдет, поэтому становилось ясно, что часть из поправок так или иначе касается статуса первого президента. В начале прошлой недели под бурное обсуждение и прямое осуждение попала норма, которая в несколько видоизмененном виде сохраняла «историческую роль» елбасы. Речь про пункт 2 статьи 91 Конституции. Потом постепенно стали говорить о возможной утрате силы конституционного закона о лидере нации. Создалось ощущение, что это было сделано намерено – чтобы народ отвлекся от других поправок, а также – от своего прямого участия в обсуждении поправок. Но об этом ниже.
В прошлую пятницу глава государство неожиданно для многих объявил, что поправки в Конституцию будут приниматься (или не приниматься) на республиканском референдуме. Это, как и заявления некоторых представителей властей о том, что упоминания о первом президенте будут полностью стерты в предлагаемой версии обновленной Конституции, вызвало одобрение у немалой части общества. Одни говорили о том, что таким образом Токаев на практике показывает свою приверженность к конкретным реформам, причем, «начав с себя» (точнее, ограничения супер-президентской власти), а другие даже называли это своеобразной победой общества. В какой-то мере это, может быть, и так, но если подойти к вопросу с другой стороны, то появляются ответы на один из главных вопросов – почему все это проворачивается форсированными темпами?
Для этого вернемся к конституционному закону о республиканском референдуме, который, как правильно отметил глава государства, еще никогда не был использован по прямому назначению (общенациональный референдум 1995 года, когда принимали первую версию нынешней Конституции, был проведен по старому закону). Когда президент объявляет о проведении референдума, то издается соответствующий указ. В нем, кроме прочего, должны быть приведены четко сформулированные вопросы, которые увидят казахстанцы в бюллетенях в день голосования. То есть, нас поставят перед выбором, но перед односложным выбором – сказать «да» или «нет» предлагаемым поправкам. Точнее, уже поставили.
Да, в упомянутом законе есть очень важная статья (седьмая), в которой четко сформулированы наши правовые гарантии (а ведь мы, по традиции, делаем упор именно на гражданские права): «Гражданам, общественным объединениям Республики гарантируются право выражать свое мнение по вопросу (вопросам), вынесенному (вынесенным) на референдум, на собраниях, митингах, сходах граждан, в средствах массовой информации». Другими словами, это та же предвыборная гонка с возможностью использовать все законные способы для агитации, но с учетом того, что это делать может любой гражданин или группа граждан, а не только доверенные лица кандидата или политической партии. В этом, безусловно, есть огромный плюс – ведь, как минимум, гражданское общество получает вполне легитимные площадки для выражения своего мнения вокруг принимаемых поправок.
Но загвоздка в том, что де-факто придется обсуждать только то, что нам предложили. Впрочем, можно, конечно, несколько расширить тему митингов-собраний, и это уже восприняли с оптимизмом некоторые представители гражданского сектора. Тут многое зависит от представителей местной власти и правоохранительных органов – как они будут реагировать на подобные мероприятия. Согласно законодательству, конституционный закон о выборах стоит выше закона о мирных собраниях, и в нем по этой части нет ссылок на другие нормативно-правовые акты. Поэтому просто нужно придерживаться тематике (а Конституция и поправки в нее, как понимаете, позволяет развернуть эту тематику до больших размеров), не нарушать общественный порядок, не разжигать какую-либо рознь и не призывать к свержению конституционного строя.
Тут возникает логическая цепочка и можно прийти к выводу – насколько целесообразно обсуждать то, что уже сформулировано? В принципе, есть некоторая возможность того, что вопросы, представленные в бюллетене, может быть как-то видоизменен – по требованию общества. Конечно, это только в теории, так как на практике ожидать столь бурной реакции среди электората было бы самонадеянно. Но еще больше надо обратить внимание на чисто технические моменты – время на подготовку дается слишком мало. А ведь надо распечатать и разослать по регионам более 10 миллионов бюллетеней.
Действительно, президент определил минимальный срок, определенный законодательством. Там можно было растянуть удовольствие до трех месяцев, но Касым-Жомарт Кемелевич не стал этого делать. Почему? Тут можно вывести несколько версий, и большинство из них окажется конспирологического характера. Мы же постараемся выдвинуть свою – максимально приближенную к реальности.
Итак, еще в марте – сразу после оглашения послания президента народу Казахстана – были определены почти конкретные сроки реализации тех или иных пунктов из нового пакета политических реформ Токаева. Мы видим, что некоторые из них идут в срок, а кое-какие даже «перевыполняют план» (например, по административно-территориальной реформе и появлению новых-старых областей). Преобразования, так или иначе касающиеся Конституции, были растянуты на несколько месяцев – до лета. Но уже в апреле Акорда немного переиграла, и стало понятно, что все «изменения и дополнения» в Основной закон было решено сделать оптом – за один раз.
То, что рабочая группа по конституционным поправкам успела проделать большую работу в короткие сроки (она была сформирована только в конце апреля), объясняется легко. Во-первых, как признавался сам президент, многие из предложенных реформ разрабатывались еще до январских событий, которые стали толчком к форсированию событий, а во-вторых, целый ряд пунктов нужно было просто привести в первоначальное положение – еще до того, как Конституция менялась при Нурсултане Назарбаеве. С большой долей вероятности можно сказать, что первоначально (по привычке) законопроект об изменениях и дополнениях в Конституцию РК должен был пройти через парламент. Например, на референдум нельзя выносить нормы Основного закона, в которых говорится о территориальной целостности страны, а если посмотреть на скандально известный пункт 2 статьи 91, то там роль первого президента и незыблемости территории Республики Казахстан прописано вместе.
И именно парламент должен был принять поправки, прежде чем уйти на каникулы. Этим, в принципе, объясняется то, что на подготовку к референдуму президент выделил только месяц. Хотя, в принципе, мог дать хотя бы полтора или, в крайнем случае, назначить референдум на 12 июня. Но, видимо, календарь в Акорде и парламенте уже расписан, а сроки поджимают. Из этого можно сделать вывод, что лето предстоит жарким – в политическом плане. Мы даже сомневаемся, что кто-то из депутатов и обитателей астанинских коридоров сможет вырваться в трудовой отпуск (а некоторые и вовсе не смогут выехать из страны – «флажки» расставят). Также можно ожидать, что рабочие группы и сам парламент ускорит работу по конституционному закону о выборах и закону о политических партиях. Хотя, вполне логично было бы, если бы первый подкорректировали до проведения референдума, но уже поздно что-либо делать – чисто с практической точки зрения.
Действительно, что произошло, то и произошло. В итоге (на сегодняшний день), мы видим, что из народа Казахстана, который с сегодняшнего дня превратился в электорат, могут сделать просто массовку для принятия решений, принятых за нас. Поэтому говорить, что за народом последнее слово – быть или не быть поправкам – было бы несколько неправильным. По большому счету, электорат становится заменителем ручного парламента, но при этом, хочет он того или нет, играет на положительный имидж президента, как реформатора.
И последнее. Мы пока не будем затрагивать суть поправок, но обратим внимание на само общество. Судя по всему, оно не горит особым желанием голосовать. Причины тому разные – и инфантильность, и недоверие к власти, и занятость своими бытовыми проблемами. С одной стороны, это хорошо для власти (всегда было хорошо в электоральный период), но дело в том, что в конституционном законе о республиканском референдуме записано, что он, референдум, будет признан действительным, только если в нем будет участвовать более половины населения, обладающих избирательным правом. Поэтому властям следует подсуетиться и провести большую агитационную работу. Ну, если, конечно, прежние технологии по искусственному (техническому) увеличению числа проголосовавших не использовать.
Фото из открытых источников
