Нужно уточнить, что наши люди в силу специфики контекста тоталитарных институтов не доверяют не только власти, но и друг другу. Согласно исследованиям Всемирного обзора ценностей, в странах Центральной Азии низкий уровень всех видов доверия – от институционального до общего. Так, в ряде социологических исследований большинство опрошенных казахстанцев заявляют, что не доверяют другим людям, за небольшим исключением родственников и близких друзей.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Россияне в Казахстане. Риски и возможности
Помимо низкого уровня доверия друг к другу, в казахстанском обществе широко развито недоверие к социальным и государственным институтам. Почему же в нашем «обществе» наблюдается очень слабый уровень доверия почти ко всему?
Первым делом отметим, что доверие составляет костяк «механизмов», обеспечивающих интеграцию и стабильность общества. Доверие между людьми играет ключевую роль в функционировании горизонтальных и вертикальных общественных отношений. Многие ученые доверие рассматривали как социальный капитал и основу созидания общественных отношений. Упрощенно говоря, социальный капитал – это количество людей, которые могут вам охотно помочь с решением разных проблем, одолжить деньги. А с этим у подавляющего большинства казахстанцев проблемы, иначе они бы не погружались в банковские кредиты.
По разным исследованиям, ни власть, ни легитимное насилие не могут обеспечить на долговременной основе социальный порядок. Это возможно лишь благодаря высокому уровню доверия внутри общества. Социологи выделяют два вида доверия. Первое выстраивается на межличностном уровне, второй вид — это доверие к абстрактным (деньги как инструмент обмена, средства легитимации политической власти) и экспертным системам (системы технического исполнения, профессиональной экспертизы). Иначе говоря, доверие распространяется на межличностные, политические, экономические отношения, а также институты, организации и социальный порядок в целом. В частности, доверие может выражаться к правительству, пенсионной системе, национальной валюте и т.д. Какое доверие к национальной валюте видно по тому, как люди ломятся в обменники при резких скачках курса тенге, невзирая на успокоительные увещевания властей.
Описанные два вида доверия создают своеобразную единую систему доверия в обществе. По-другому его называют «базовым доверием». И когда оно находится на очень низком уровне, люди, как в нашем обществе, прибегают к квазидоверительным отношениям (взятки, непотизм, блат, «крыша»). Серьезный рост эмиграции, «бегство» капиталов, самоизоляция в кругу семьи или узкой группы являются другими признаками недоверия на базовом уровне. На уровне вертикальных политических взаимоотношений недоверие проявляется в виде абсентеизма (отказа от участия в выборах), сокращения социальной базы поддержки власти, акциях протеста против государственной политики. Доверие к абстрактным системам созидает ощущение надежности повседневных взаимоотношений. Межличностное доверие минимизирует угрозу «утраты личностного смысла». Два этих вида доверия взаимно дополняют друг друга.
Во время появления «синдрома недоверия» к политическому режиму, экономическим и социальным институтам межличностное доверие выступает для человека своеобразным альтернативным выходом, «отдушиной». Как у нас обстоят дела с этим, наверное, можно и не говорить подробно. Но есть некоторые моменты, которые показывают, что не всё так просто в этом вопросе. К примеру, некоторые эксперты полагают, что наши люди в ходе соцопросов не высказывают искреннее мнение, отделываясь социально приемлемыми ответами. На самом деле, по данным Левада-центра, советский тоталитарный человек является носителем зачастую двух взаимоисключающих мнений, которые спокойно уживаются вместе в его голове. Одно мнение – публичное, «должное», обычно социально одобряемое, второе – «революционное», «кухонное», артикулируемое лишь в узком кругу. То есть все эти «мнения» в действительности отражают весь внутренний мир советского человека. Парадоксально, но, видимо, такой вот получается человек – «казарменный», «вымуштрованный» с затаенной злостью на всех и вся, начиная с власти.
Выдающийся американский политолог Р. Патнэм считал, что развитию межличностного доверия «способствует наличие горизонтальных организаций, контролируемых на локальном уровне; если страной управляет мощный, иерархический, централизованный бюрократический аппарат, это, скорее всего, ведет к подрыву такого доверия». Как показал немецкий социолог Н. Луман, традиционное общество воспроизводит себя через оппозицию «свои»/«чужие», а современное - посредством коммуникации и доверия. Следовательно, именно слабая дееспособность, конкурентоспособность наших политических и социальных институтов является главной причиной того, что казахстанцы стали доверять преимущественно лишь кровнородственным и дружеским связям. Этот же фактор, можно полагать вслед за исследованиями Д. Гамбетты, стал основой для сложения «мафиозных» социальных групп вокруг государственной власти (неопатримониальный режим и прочее).
Межличностное доверие должно быть в балансе (взаимная компенсация в случае низкого уровня каждого из них) с институциональным доверием (доверие к общественно-политическим институтам). В нашем случае это практически не наблюдается, что является главным признаком серьезного кризиса базовых социальных институтов казахстанского общества, государства. Потому-то наша страна с трудом переносит даже относительно небольшие потрясения, как это было в случае с первой волной эпидемии коронавируса, а потом во время январских трагических событий. Но сможет ли наша политическая система перенести более тяжелые вызовы, сможет ли наша государственная власть, «не рассыпавшись», выстоять и продолжать работать в таких условиях?
Фото из открытых источников
