А ведь все могло случится иначе. Капитан Грэй, услышав некий таинственный зов, не направил бы свое судно «Секрет» к берегу близ города Каперна. Не прогулялся бы по местному лесу, не нашел бы спящую юную девушку на полянке… Не отправил бы потом в трактир помощника, где тот услышал историю «Корабельной Ассоль», ждущей своего капитана на судне с алыми парусами.
И тогда девушка овладела бы ремеслом своего отца Лонгрена, мастерила бы всевозможные игрушечные суда, лодочки. И, наверное, сделала бы кораблик с алыми парусами - в память о мечте.
Что-то похожее случилось в нашем славном городе Алматы, бесконечно удаленном от морей. Алматинская Ассоль продаёт handmade-кораблики с алыми парусами на торговом тротуаре напротив выставочного комплекса Атакент (бывшая ВДНХ – выставка достижений народного хозяйства КазССР). Ее зовут Марина Александровна. Она рассказала мне, что ее сын изготавливает деревянные игрушки, из которых самая популярная – кораблик с алыми парусами. И я купила этот великолепный фрегат, чтобы вернуть волшебство детства, когда в книжке с картинками оживала сказка, похожая на настоящую жизнь.
В очередной раз я сняла с книжной полки любимый томик и прочла повесть Грина уже иными глазами. Ведь только в сказке персонажи навсегда остаются юными.
Кораблик в витрине магазина
Интересна история создания произведения, жанр которого сам Александр Грин определил как «феерию».
Писатель увидел в витрине магазина кораблик с белым парусом. Возможно, луч закатного солнца блеснул в стекле, окрасив в красный цвет игрушку. Так и возникла идея о фрегате с алыми парусами.
Работа над повестью происходила на фоне трагических событий и в стране, и в жизни писателя. В 1919-м Александра Грина призвали в армию, где он заболел сыпным тифом и долго лечился в госпитале. В гражданскую войну Грин был связистом в Красной Армии. В его вещевом мешке хранились смена белья и главы начатой повести «Красные паруса». О своей рукописи Грин говорил: «Живая мечта». Он дважды дезертировал из армии, потому что не разделял идей, за которые надо было сражаться и умирать.
В какой-то момент Грин оказался на грани нищеты, скитался по друзьям в поисках ночлега. Но невзгоды не помешали ему вынашивать замысел книги. Корабль с алыми парусами символизировал для него надежду на лучшее будущее.
Боязнь слова
В 1917 году в одном из дневников Александр Грин приводит список произведений, которые хотел бы написать. Среди них и «Алые паруса»: «Стреляющие прически» (это загадочное название, похожее на «Острые козырьки», зачеркнуто Грином). «Алые паруса». «Гости», трагедия. «Вокруг света» — пьеса в 4-х актах (зачеркнуто). «Летающий человек»».
Далее следуют выразительные черновые записи, передающие всю сумятицу чувств писателя: «Красные Паруса. Книга 1-я. Описание внутренней жизни героя. Окно с игрушками. Ощущение себя одиноким в мире действительности и стремление соединения с нею единственно доступным путем — творчества, — толчок к нему. … Хлопоты по хозяйству. Обрывки рукописей. Временное бессилие. Боязнь слова…»
И из сумбура переживаний, сомнений, поисков и самоотрицания возникает удивительно гармоничная, прозрачная, прекрасная как музыка повесть.
Боюсь
Грин заканчивал повесть в Петрограде, на Мойке, в Доме искусств. Жил отшельником, нелюдимом, редко появлялся на сборищах. Советский писатель и мемуарист Михаил Слонимский писал: «Грин мне первому читал «Алые паруса». Он явился ко мне тщательно выбритый, выпил стакан крепкого чая, положил на колени рукопись, и тут я увидел робость на его лице: «Боюсь». Ему страшно было услышать написанное им, проверить на слух то, над чем он работал так долго, и вдруг убедиться, что вещь плоха. А произведение это - «Алые паруса» - поворотное для него, для его творчества. Это был … страх художника». Я сказал ему первую попавшуюся шаблонную фразу: «Вы пишете так, что все видно». Грин, взбодренный банальной моей похвалой, прочел свою феерию уже без перерывов. Удивительно, как мало нужно сделать, чтоб ободрить, окрылить иного писателя!»
Здравствуй, Бог
«Она тронутая, не в себе», - говорили жители городка об Ассоль. Девушке случалось переносить оскорбления, после чего ее грудь ныла, как от удара. Хотя Лонгрен не возвращался, она не беспокоилась об отце. Последнее время он довольно часто уплывал ночью ловить рыбу или просто проветриться. Ее не теребил страх; она знала, что ничего худого с ним не случится. В этом отношении Ассоль была все еще той маленькой девочкой, которая молилась по-своему, дружелюбно лепеча утром: — «Здравствуй, бог!», а вечером: — «Прощай, бог!»
По ее мнению, такого короткого знакомства с богом было совершенно достаточно для того, чтобы он отстранил несчастье».
И ведь это простое, обыденное обращение к Богу в книге, написанной сто лет назад в революционной России, странно нам, читателям, на чьей памяти еще жив воинствующий атеизм, отрицание божественного начала в жизни, к которому вернулись с крушением Советского Союза.
Епископ Каскеленский Геннадий, в миру - Михаил Борисович Гоголев, член Союза писателей РФ (Санкт-Петербург), делится:
- Есть книга Алексея Варламова «Александр Грин» в серии «Жизнь замечательных людей». Поскольку Варламов был человеком верующим, он осветил в своей книге религиозность Александра Грина. Судьба у этого писателя поучительная, человек он был эмоциональный, неспокойный. Что только не случалось в его жизни! Он даже стрелял в собственную жену (пуля прошла по касательной, легко ранив женщину), участвовал в революционном движении. Жил бурно. Известно, что Александр Степанович Грин умер в примирении с Богом, церковью. Это отражено в книге у Варламова. Там же приведен любопытный факт: «Писателю Юрию Домбровскому, которого в 1930 году послали к Грину взять интервью от редакции журнала «Безбожник», Грин ответил: «Вот что, молодой человек, я верю в Бога». Домбровский далее пишет о том, что он смешался и стал извиняться, на что Грин добродушно сказал: «Ну вот, это-то зачем? Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий. Хотя это пройдет, конечно. Скоро пройдет». (В дальнейшем Домбровский много размышлял и писал о христианстве. И он узрел Иисуса не только внутренним взором. По свидетельству вдовы Домбровского, в день смерти Юрий Осипович сказал, что видел Христа – не во сне, наяву).
Вера, по всей видимости, сохранялась у Грина на протяжении всей жизни. И его произведения, и фантастическая страна Гринландия лучше понимаются в свете его веры. Есть какая-то глубокая справедливость - историческая, художественная - в том, что именно в Петербурге на выпускном вечере, в котором я неоднократно принимал участие, на просторах акватории Невы была воплощена вот эта феерия – в празднике выпускников «Алые паруса», когда несколько десятков тысяч молодых людей приветствуют корабль с красными парусами. Повесть написана была в Петербурге в страшную, голодную зиму. Хотя при написании книги в представлении Грина возникал Крым, Севастополь, который он воплотил в свой вымышленный фантастический город Лисс.
В психологии у Юнга есть понятие об архетипических представлениях, которые наполняются содержанием из конкретной жизни. В «Алых парусах» религиозность как каркас в сознании, в душе - был наполнен конкретными образами, они явились в воображении автору. Фрегат с алыми парусами уносит Ассоль в Царство небесное. Сам корабль – это церковь. А Грей – Христос. Именно такое толкование книги есть среди православных людей - литераторов и духовенства – среди тех, кто занимался осмыслением творчества Грина.
В том, как Ассоль обращается к Создателю, «Здравствуй, бог!», «Прощай, бог!» нет никакого кощунства. Это говорит о детском, доверительном отношении, общении души с Богом, доступном любому простому человеку.
В 20-30 годы прошлого тысячелетия шла тотальная, навязчивая пропаганда атеизма. Но в глубине России люди оставались религиозными. Часто эта религиозность принимала характер подпольности, сектантства, выливалась в нездоровую мистику. В Москве в 30-е годы был разгул нечистой силы. Это отражено в романе «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова и в гениальнейшей книге «Пирамида» Леонида Леонова. Попытка уничтожить духовные измерения в литературе, искусстве ни к чему не привела. Часто люди уходили в фантазии, строили фантастические миры, такие, как Гринландия у Александра Грина. И, однако же, религиозность прорывается, ясно дает о себе знать, - рассуждает Гоголев.
Цвет надежды – алый
Так почему же так актуальна повесть-феерия Грина сегодня? Скорее всего, именно потому, что в ней алой нитью сквозит мысль – чудо надо делать собственными руками.
Лиля Калаус, филолог, писатель, литературный редактор, критик, сценарист, радиоведущая, художник. Она тоже пишет сказки и знает в них толк:
- В детстве меня поразила эта книга. Почему в советское время повесть Грина была так популярна? Идеологически она была довольно далека от канонов соцреализма, к которому автор никогда и не стремился. И это даже несмотря на классово близкого Лонгрена и классово чуждого подлеца-лавочника. Думаю, отгадка кроется в цвете парусов. Для Александра Грина алый был цветом «яркого ликования», а для читателей нескольких поколений – официальным цветом СССР, лучшей державы на свете. А так как читали Грина в основном школьники, юные максималисты, тут-то их на цвете парусов и переклинивало. То есть ситуация была странная – вроде книга не про героических комсомольцев-добровольцев, но все же наша. Наша! Но это все - не главное. Главное – сама история. Вечный сюжет о Золушке, нашедшей свое ослепительное счастье, – прекрасного принца. Переосмысленный, конечно, сюжет. Рассказывающий не только о девичьих мечтах и чаяниях (иначе бы автору пришлось сползти в пучину дамского романа), но прежде всего транслирующий великую идею создания чуда для ближнего. Такая игра в бога – чистыми руками, конечно, ведь и Грей, и Ассоль – такие замечательные и добрые герои.
«Алые паруса» иногда маячили на моем горизонте, и однажды я написала повесть «Темные паруса» (ее опубликовали много лет назад в «Дружбе народов»). Сейчас она выглядит смешным анахронизмом, совершенно устарела. Мне стало интересно тогда, а что бывает, если чудо творят не чистыми руками, а… такими, как есть, в общем. Сотворится ли оно? И главное – узнают ли об этом герои?..
Думаю, читатели у «Алых парусов» будут всегда. Это великолепно написано. Прекрасно придумано. И до сих пор повесть-феерия будит в сердцах восторг, мечту и жажду созидания собственных чудес. Мне кажется, молодому поколению сейчас отчаянно не хватает мечтательности, романтики, чистоты.
