Все в этом мире взаимосвязано. Об этом нам напоминают события на Ближнем Востоке. Обострение ситуации в регионе рикошетом отзовется и на Центральной Азии, географически вроде отдаленной. Как будет разворачиваться ситуация и чего нам ждать? Происходящие события для нас прокомментировал доцент кафедры международного бизнеса Финансового университета при правительстве РФ, кандидат исторических наук Игорь Матвеев.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Константин Сыроежкин: ШОС решает вопросы безопасности
Дональд Трамп и дестабилизация Центральной Азии
Дмитрий Орлов: Будут новые попытки переворота
— Современный Ближний Восток остается противоречивым и мозаичным регионом. С одной стороны, он по-прежнему характеризуется повышенной конфликтогенностью, проявлением которой являются множественные противоборства и конфронтации как между государствами и народами, будь то израильско-палестинский конфликт или военно-политическое противостояние между Израилем и Ираном, так и внутренние конфликты: йеменский, ливийский, сирийский. Причем все они отличаются высокой степенью интернационализации, то есть, вовлеченностью внешних региональных и внерегиональных акторов.
К сожалению, конфликтогенность Ближнего Востока имеет тенденцию к обострению, заключая в себе все более высокие риски возникновения большой войны с глобальными последствиями. Триггером здесь, без сомнения, послужила война в Газе, уже вызвавшая цепные реакции: обмены ударами между Израилем и Ираном, убийство израильтянами лидеров ХАМАС. Добавим противостояние Израиля с ливанской «Хизбаллой», чреватое скорым началом наземной операции ЦАХАЛ на юге Ливана. Наблюдаются эскалация противостояния союзных Тегерану йеменских хуситов с державами Запада и Израилем, дипломатические баталии между Израилем и Турцией.
Все это, на мой взгляд, свидетельствует о провале дипломатических попыток США примирить Ближний Восток сугубо на монетарной и экономической основе, игнорируя императив справедливого решения палестинской проблемы.
— Как будет развиваться сценарий?
— В подобных условиях едва ли можно предсказать, по какому сценарию будут развиваться события в регионе. Многое будет зависеть от руководства Израиля по главе с Беньямином Нетаньяху, которое, как показала история прошлого века, в вопросах защиты своей национальной безопасности (в ее израильском понимании) не раз агрессивно действовало, не оглядываясь на своего ключевого союзника и патрона в лице США. Немаловажно и то, сохранит ли Иран, несмотря ни на что, приверженность своей концепции «стратегического терпения», а по сути — «прокси-войне» с Израилем, используя союзных негосударственных акторов (шиитские ополчения) в Ираке, Ливане и Сирии, которые образуют поддерживаемую Тегераном «ось стойкости».
Несомненно, не только логика событий в регионе сыграет свою роль, но и перспективы заключения ядерной сделки между Тегераном и Вашингтоном, что будет означать на практике ослабление или даже снятие американских санкций против Ирана. И, как следствие, реализацию ключевого для Тегерана приоритета — обретения устойчивого доступа к передовым технологиям.
С другой стороны, на Ближнем Востоке в новом тысячелетии возникли и развиваются очаги устойчивого развития. Речь, конечно же, об арабских странах Персидского залива (где реализуются амбициозные национальные программы строительства экономик XXI века, такие как саудовское «Видение 2030», «Кувейт 2035», программа Четвертой промышленной революции в ОАЭ и др.). Отчасти то же самое можно сказать о Египте, несмотря на растущую зависимость этой страны от внешних спонсоров.
Всем вышеуказанным государствам как воздух требуется мир или, как минимум, мирная передышка в регионе, чтобы обеспечить имплементацию императивов, связанных с устойчивым развитием. Это касается не в последнюю очередь планов создания глобальных транспортно-логистических коридоров, таких как китайская инициатива «Пояс и путь» или индийская альтернатива — коридор Индия – Ближний Восток – Европа.
Именно поэтому те же саудовцы и катарцы, несмотря на трагедию и гуманитарную катастрофу в Газе, продолжают при дипломатической поддержке США обсуждать вопросы нормализации отношений с Израилем — при условии достижения хоть какого-нибудь компромисса по Газе.
Сюда же укладывается и тенденция нормализации отношений между региональными игроками-соперниками, например, между Саудовской Аравией и Ираном (при посредничестве Пекина), восстановление в мае полноценного членства Сирии в ЛАГ и обозначавшиеся в последнее время перспективы скорого примирения Анкары и Дамаска при дипломатическом содействии Москвы.
Посмотрим, что будет происходить на Ближнем Востоке в обозримом будущем.
Не хотелось бы, чтобы ростки устойчивого развития и примиренческие процессы были торпедированы новым большим конфликтом, крайне негативные отзвуки которого донеслись бы и до евразийского пространства, включая Россию и Центральную Азию.
— Что стоит за обострением отношений Ирана и Израиля?
— Военно-политическое противостояние Израиля и Ирана идет с момента победы в Иране в 1979 году исламской революции и, с точки зрения идеологии, носит непримиримый характер.
Израильтяне исторически стремятся обеспечивать свою безопасность за счет соседних арабских государств, аннексировав силовым путем палестинские, иорданские, сирийские земли, включая большую часть Голанских высот и Восточный Иерусалим.
Иран не признает право еврейского государства на существование, считая его сионистским образованием (иранцы называют Израиль «Большим Сатаной»).
В военно-политическом плане иранцы стремятся оказывать на Израиль постоянное давление, используя созданную для этих целей «ось стойкости», которая пролегает от Ирана до ливано-израильской границы через Ирак и Сирию. Король Иордании Абдалла II в нулевых годах назвал ее «Шиитским полумесяцем».
Суть иранской стратегии — в продолжении противостояния в формате «прокси-войны» с использованием союзных Тегерану шиитских ополчений в упомянутых странах, уклоняясь от гораздо более затратного вооруженного конфликта. Такую стратегию и тактику в Тегеране окрестили «стратегическим терпением».
В настоящее время обозначились реальные перспективы достижения принципиальной договоренности между Тегераном и Вашингтоном по вопросу иранской ядерной программы. За такое примирение выступает Дж. Байден, стремясь войти в историю под завесу своего президентства.
В Иране в свою очередь в результате внеочередных выборов новым президентом стал Масуд Пезешкиан, которого сами иранцы относят к реформистскому лагерю. На Западе и в США, в частности, в политических и экспертных кругах бытует мнение, что рахбар (верховный лидер) Ирана аятолла Хаменеи сознательно оказал ему поддержку на выборах в расчете на то, что данное обстоятельство облегчит решение задачи по улучшению отношений с Западом, то есть, ослаблению и последующей отмене санкций.
Данный императив, подразумевающий доступ к передовым технологиям, развитие торговли и, как следствие, экономический рывок и выход из нынешнего экономического кризиса, носит для Тегерана первостепенный характер по сравнению с другими задачами.
В свою очередь, значительная часть израильских политиков и военных, включая премьера Нетаньяху, опасаются, что нормализация отношений Тегерана и Вашингтона сделает в итоге Иран сильнее в экономическом и военном отношении, что в перспективе, по их мнению, чревато ужесточением конфронтации и даже нападением Ирана на еврейское государство.
Таким образом, израильтяне хотели бы сорвать процесс разрядки в отношениях между Ираном и США, испытывая терпение иранцев своими откровенно враждебными шагами (удар по иранскому консульству в Дамаске 1 апреля, а теперь убийство в Тегеране лидера ХАМАС Исмаила Хании). Иными словами, израильтяне вынуждают иранцев к ответным жестким шагам, рассчитывая, что США в свою очередь из солидарности с Израилем ударят по Ирану, что в результате похоронит планы примирения между Тегераном и Вашингтоном.
Пока иранцы сохраняют приверженность «стратегическому терпению», ограничиваясь привычными акциями возмездия, в основном через прокси. Массированный удар по Израилю с использованием ракет и БПЛА (операция «Правдивое обещание» 13–14 апреля) — исключение. Тем более что он носил скорее декларативный и разведывательный характер.
Однако большие войны, как известно, могут начинаться с вроде бы локальных инцидентов (так вспыхнула, к примеру, Первая мировая война). Посмотрим, повторится ли такой сценарий на Ближнем Востоке. По моему экспертному мнению, подобный взрывоопасный сценарий исключать, к сожалению, нельзя.
— Как это может отразиться на Центральной Азии?
— Без сомнения, большой конфликт на Ближнем Востоке будет иметь негативные последствия. Уже сейчас под угрозой находится реализация глобальных транспортно-логистических проектов («Пояс и путь», Индия – Ближний Восток – Европа).
Кроме того, любое резкое ухудшение военно-политической обстановки на Ближнем Востоке повлечет за собой быстрый рост расходов на оборону в арабских монархиях Персидского залива и, как следствие, сужение их потенциалов для реализации зарубежных инвестиционных проектов.
Это касается и Центральной Азии в свете интереса тех же катарцев к приложению капитала в странах данного региона. Напомню, что этот интерес был обозначен в ходе визита Эмира Катара Тамима бен Хамада Аль Тани в ЦА (включая Казахстан) в июне прошлого года и ответного (первого в истории государственного) визита, который нанес в Доху 13-14 февраля Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев.
Резкая эскалация напряженности на Ближнем Востоке может свести на нет эти планы.
Фото из открытых источников
