А у меня цепные псы взбесились,
И в полночь с лая перешли на вой…»
Владимир Высоцкий, «Деревенская свадьба».
Вспомнилось интервью, которое автору этих строк выпала честь взять у писателя-фронтовика, Героя Советского Союза Бауыржана Момыш-улы незадолго до его кончины. На просьбу рассказать какой-нибудь эпизод героических боев классик казахской советской литературы только отмахнулся и с усталым раздражением добавил: «Об охоте и о войне брехать положено…». Тогда это показалось неким брюзжанием старого окопного ворчуна. Но сегодня все острее начинаешь понимать: одной искренней правдивости недостаточно, чтобы рассказывать о войне, как о личном опыте, пусть даже пережитом и осмысленном. Война не может быть вписана в картину мира адекватно хотя бы для двух человеческих сознаний, а не то чтобы для всех людей вообще. Кто-то может воспринять предложенное описание за чистую монету, а кто-то определит фальшивую позолоту даже на самом правдивом и верифицированном изложении. И дело здесь не в степени истинности, а в том, что искренность в данном случае будет воспринята эмоционально, как проявление «брехливости». Как нельзя прожить чужую жизнь, так нельзя умирать чужой смертью. А умирать на войне приходится ежесекундно, без этого нет войны, как состояния безжизненного существования в смерти без упокоения. Вряд ли кто-либо из живых способен передать такое, чтобы другие почувствовали тоже самое. А без этого любой «сказ о бывальщине» будет воспринят «сказкой былинной».
Что и наблюдается в наш век интернета и социальных сетей, когда историческая правда подменяется альтернативной историей, а факты переосмысливаются и становятся вариативными прочтениями идеологизированных контекстов.
И все это в то время, когда гипотетические «Часы Судного дня» показывают «без нескольких секунд полночь». Что за этим последует не берется предсказать никто. То, что происходит вокруг Украины описать в общепринятых понятиях тоже ни у кого не получается. Ведь то, что доносится из телеэкранов и чем заполнено инет-пространство в целом можно определить как ВОЙ. Вглядимся и прислушаемся, но для начала определимся с самим понятием. А для этого просто откроем «Толковый словарь Ушакова»: ВОЙ:
1. Протяжный крик (волка, собаки и некоторых др. животных); перен. Шум, завывающие звуки. Вой ветра, бури.
2. перен. Шумный протест, возмущение, брань, жалобы (газет.). Бешеный вой монархических газет.
3. Неприятное, немелодическое пение, звучание (разг. пренебр.). Тошно слушать вой этой певицы.
4. Громкий протяжный плач, вопль. Бабы подняли вой над покойником.
А теперь давайте разберемся в коннотациях звучания: как именно воспринимается этот самый «вой» в его текстовых проявлениях. Ведь трудно не согласиться с тем, что не слышимое не может иметь своего образного дубля. А это прежде всего литература в той части ее художественности, которая способна трансформировать «протяжный крик» в «шумный протест». Где мера таланта автора, прямо пропорциональна способности декларировать несогласие с чудовищной несправедливостью войны достаточно отстраненно. Категорично подавая материал с позиции символической отрешенности, в пограничном состоянии небытия во времени. И уровень «шумного неприятия», может быть низведен до негромкого пения, но оттого и слышен более отчетливо. Как призыв опомниться и вспомнить, что ничего с войной не происходит, причем из века в век…
Булат Окуджава. «Старый король»:
В поход на чужую страну собирался король.
Ему королева мешок сухарей насушила
и старую мантию так аккуратно зашила,
дала ему пачку махорки и в тряпочке соль.
И руки свои королю положила на грудь,
сказала ему, обласкав его взором лучистым:
"Получше их бей, а не то прослывешь пацифистом,
и пряников сладких отнять у врага не забудь".
И видит король - его войско стоит средь двора.
Пять грустных солдат, пять веселых солдат и ефрейтор.
Сказал им король: "Не страшны нам ни пресса, ни ветер,
врага мы побьем, и с победой придем, и ура!"
Но вот отгремело прощальных речей торжество.
В походе король свою армию переиначил:
веселых солдат интендантами сразу назначил,
а грустных оставил в солдатах - "Авось, ничего".
Представьте себе, наступили победные дни.
Пять грустных солдат не вернулись из схватки военной.
Ефрейтор, морально нестойкий, женился на пленной,
но пряников целый мешок захватили они.
Играйте, оркестры, звучите, и песни, и смех.
Минутной печали не стоит, друзья, предаваться.
Ведь грустным солдатам нет смысла в живых оставаться,
и пряников, кстати, всегда не хватает на всех.
Можно, конечно, покивать на то, что это т.н. «война в кружевах». Но можно вспомнить и о том, что «война – последний довод королей». И куда от этого деться, коль политическая карта мира «раскроена и сшита» благодаря таким «старым, усталым и больным королям». Да, грустная песенка, слышимая давно, перерастающая в печальный стон (вой?) во все времена, во всех частях света. Да, «вой-на-вой»… ну, всегда вызван «интересами государств», основными из которых являются в первую голову экономические. Вслушаемся…
Владимир Маяковский. «К ответу!»
Гремит и гремит войны барабан.
Зовет железо в живых втыкать.
Из каждой страны
за рабом раба
бросают на сталь штыка.
За что?
Дрожит земля
голодна,
раздета.
Выпарили человечество кровавой баней
только для того,
чтоб кто-то
где-то
разжи́лся Албанией.
Сцепилась злость человечьих свор,
падает на мир за ударом удар
только для того,
чтоб бесплатно
Босфор
проходили чьи-то суда.
Скоро
у мира
не останется неполоманного ребра.
И душу вытащат.
И растопчут та́м ее
только для того,
чтоб кто-то
к рукам прибрал
Месопотамию.
Во имя чего
сапог
землю растаптывает скрипящ и груб?
Кто над небом боев —
свобода?
бог?
Рубль!
Когда же встанешь во весь свой рост
ты,
отдающий жизнь свою́ им?
Когда же в лицо им бросишь вопрос:
за что воюем?
Понятно, что вопрос риторический, и с каждым годом, и с каждой новой войной он задается на фоне «воя ветра», предвестника обновленного «воя бури». Но привычно и даже с согласием на его рутинное постоянство. И все это при том, что «картина мира» давно стала «картиной битвы». Причем за этот самый «мир», и не важны уже последующие определения – русский, западный, общечеловеческий. И кого пугают художественные изыски в описании этих сражений, если они воспринимаются фрагментацией привычного ужаса, связанного с авторской эмоциональной пресыщенностью «красотами уничтожения». Причем определить границы рационального принятия логической маркировки – «это война» – подчас довольно трудно. По большей части это «вой на… брехню». Которая «положена» уже тем, что «предположена» самим художественным приемом создания образов войны, широкими и сочными мазками на полотне воображаемой реальности. Но давайте вглядимся в хрестоматийные тексты, заученные нами со школы более внимательно…
И постараемся оправдать «наше всё», А.С. Пушкина, как штатского человека, не знакомого с тактикой рукопашного боя, при котором не используется артиллерия. Азбучные истины войны – нельзя стрелять в «кровавый замес» – там же и «свои». Но тем не менее…
«Бросая груды тел на груду, Шары чугунные повсюду меж ними прыгают, разят, прах роют и в крови шипят. Швед, русский — колет, рубит, режет. Бой барабанный, клики, скрежет, Гром пушек, топот, ржанье, стон и смерть, и ад со всех сторон».
Но и поручик М.Ю. Лермонтов туда же, словно не зная условий для стрельбы прямой наводкой…
«Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжных вой. Звучал булат, картечь визжала, рука бойцов колоть устала, и ядрам пролетать мешала гора кровавых тел».
Некоторым образом, данный казус абсурдной военной сумятицы и экстатического самоуничтожения может быть прояснен обыденной глупостью в исполнении приказов. Как в песенке нашего современника В.Игнатовича.
«Недолет, перелет, недолет…
По своим артиллерия бьет.
Белый снег, грязный лед, черный дым,
Артиллерия бьет по своим!»
И тогда мы снова возвращаемся к заявленной теме «вой на войну» в ее вопиющей нелогичности и откровенно неразумной сути. В наше время, в современных условиях превалирования виртуальной реальности война все больше превращается в некую компьютерную игру. Изображение на экране использует «презумпцию невиновности» холодной объективности видеосъемки в свою пользу. Когда все, что на экране априори обретает истинность высказывания благодаря объективу съемочной техники, бездушно и скрупулезно фиксируя события военных действий. Сценарий же якобы пишет сама война и…вой на отраженную реальность сродни «вою газет». И при этом, всем доподлинно известно о так называемых «постановочных съемках».
Все это складывается в своеобразную «игру-стратегию» или как ее еще называют геймеры – «стратежку». Где выбрав сторону «за кого», можно разыгрывать свои войны. Не этим ли все заняты в последнее время в связи событиями на Украине?
Плюс к тому, мы пытаемся определить – в какой мере «американская военщина» готова соответствовать навязанному Голливудом имиджу парней «рэмбо-бойев»…
Недавний конфликт между Кыргызстаном и Таджикистаном может быть рассмотрен как еще один тактический ход в «стратегии игры от обороны». России предложено: будете и дальше наблюдать, как «по своим артиллерия бьет»? Не вы ли считаете все постсоветское пространство «зоной своих интересов»? Так почему же не продолжаете разыгрывать «карабахский сценарий»? Но для этого нужно выбрать «своих» из персов и тюрков, Иран или Турция – расставьте приоритеты.
С каждым днем информационное пространство Мира все больше представляет собой набор «пазлов», из которых человечество привычно пытается складывать картину «мира и согласия». И все это на незатихающем фоне политической «брехни», в новой ее сути – «вой на войну» и является «стратегией», в которой всем «брехать – положено». Ведь считается, что война, как сопутствующая всемирной истории «травма рождения» новых взаимоотношений, нами уже прожита и осмыслена. И «вой на войну» предъявлен в качестве «алиби»: мы против, пока мы живы… (тяжелый вздох)…пока.
