В последние годы Казахстан активно декларирует политику социальной инклюзии. Это поддержка людей с особыми потребностями и создания для них равных возможностей, и на уровне государства действительно многое делается. Постепенно обновляется законодательство, внедряются программы по трудоустройству, обеспечению жильем и техническими средствами реабилитации. Однако между намерениями и повседневной реальностью по-прежнему зияет пропасть. О чем мы? Давайте немного разберем тему.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Доступность и прогресс: Алматы стал глобальным хабом инклюзии
Алгоритм торможения: как упорядочить реформы
Будущее на кону: как не сдать страну букмекерам
Да, государство сверху задает направление, но исполнение на местах часто сводится к формализму и отчетности. Большинство барьеров, с которыми сталкиваются люди с ограниченными возможностями, не юридические, а физические и чисто человеческие. В крупных и не очень городах немало зданий с пандусами, но многие из них установлены «для галочки»: слишком крутые, узкие или упираются в бордюр. В новых микрорайонах и ТРЦ ситуация чуть лучше, но старые жилые кварталы, госучреждения, суды и поликлиники зачастую остаются недоступными даже для тех, кто хочет просто выйти из дома и быть частью общества.
Недавний случай, произошедший в одном из столичных судов, наглядно показал, как хрупка эта система. Женщина на инвалидной коляске рухнула вместе с неисправным подъемником прямо на глазах у работников суда. Заметим, что инцидент вызвал общественное возмущение, но не удивление. Ведь подобные происшествия происходят не впервые. Механизмы не обслуживаются, оборудование простаивает, а ответственные структуры отделываются формальными проверками. Если удивиться, то только тому, что подъемник вообще «работал».
Аналогичные проблемы наблюдаются и в городах, где на бумаге внедрена «безбарьерная среда». В Алматы, к примеру, десятки надземных переходов оборудованы подъемниками для маломобильных граждан, но большинство из них никогда не работали. Временами они просто закрыты, иногда сломаны, а бывает — даже не подключены к сети. Для человека на коляске это означает, что он не может перейти дорогу, попасть в аптеку или поликлинику. То, что должно было стать символом доступности, превращается в напоминание о бюрократическом равнодушии. Мы уже не говорим о конституционных правах граждан.
Впрочем, это нелицеприятный и далеко не единственный факт. Проблема не только в технике и пандусах. Доступность — это и отношение общества, и внимание бизнеса, и организационная культура власти. Коммерческие здания, кафе, банки, аптеки в большинстве своем остаются «закрытыми» для людей с инвалидностью. Даже в тех, где пандусы есть, нет кнопок вызова, широких дверей, а персонал нередко просто не знает, как помочь. Кто и что стоит за подобным безразличием?
С другой стороны, формальные программы поддержки не решают проблему системно. Квоты на трудоустройство есть, но работодатели часто избегают их, ссылаясь на «технические сложности». Социальные пособия помогают выживать, но не дают возможности жить полноценно. В итоге человек оказывается в положении «постоянно благодарного гражданина», которому приходится доказывать свое право на нормальную жизнь.
Что нужно менять? Если государство действительно хочет говорить о социальной инклюзии, усилия нужно смещать вниз — в практику, в ответственность местных органов и бизнеса. Прежде всего, как нам видится, нужно создать реальный механизм контроля за эксплуатацией оборудования для маломобильных граждан. Любой пандус, лифт или подъемник должен иметь не только акт приемки, но и регулярное техническое обслуживание, за которое персонально отвечает конкретный человек или организация.
Другим шагом может стать введение общественного аудита доступности. Нам, обществу, нужны не отчеты акиматов, а регулярные проверки с участием самих людей с инвалидностью, НПО, журналистов. Пусть они оценивают качество, фиксируют нарушения и публикуют результаты открыто. Впрочем, отметим, что теми же пандусами и подъемниками пользуются (а точнее, могли бы воспользоваться) просто престарелые люди, мамы с колясками и так далее.
Третье, как нам представляется, это поддержка на уровне бизнеса. Нет, это не то, о чем вы подумали — не в сторону очередного «вынуждения» предпринимателей. Речь о том, что государство могло бы стимулировать компании налоговыми льготами или рейтингами социальной ответственности за адаптацию помещений и найм людей с инвалидностью. Хотя, как отмечалось выше, хотелось бы, чтобы бизнес на всех уровнях так же сменил свое отношение к особенным людям. В конце концов, они тоже клиенты.
И наконец, главное, на наш взгляд, это изменение так называемого общественного восприятия. Поддержка людей с особыми потребностями — это не благотворительность, а нормальная часть цивилизованного общества. До тех пор, пока колясочник воспринимается как «герой, который выбрался из дома», говорить о равных возможностях бессмысленно. Если коротко, мы должны дойти до такого уровня восприятия, чтобы перестать видеть их отличия от других. Не в плане, чтобы не замечать их проблемы, а сделать так, чтобы эти самые проблемы не мешали им «жить полной грудью». Надеемся, вы понимаете, о чем мы.
Резюмируя все вышесказанное, хотелось бы еще раз подчеркнуть, что Казахстан действительно продвинулся в создании нормативной базы для защиты прав людей с особыми потребностями. Инклюзив плотно входит во все стороны жизни — даже в законодательном и представительских органах власти представлены наши сограждане с инвалидностью. Но законы и программы — это, по большому счету, только рамка. Смысл социальной политики не в отчетах, а в том, чтобы человек на коляске мог безопасно добраться до суда, аптеки или парка без страха упасть с подъемником или остаться перед запертой дверью.
В общем, поддержка сверху есть, и она немалая. Но, опять-таки, подлинная инклюзия начнется тогда, когда общество перестанет видеть в этих людях «особенных», и начнет видеть просто сограждан, которые хотят жить без барьеров.
Фото из открытых источников
