Реформа парламента, инициированная президентом Касым-Жомартом Токаевым, неизбежно вызвала резонанс в экспертной и публицистической среде. Для части наблюдателей она представляется не более чем косметической операцией, якобы очередной попыткой «реструктурировать нотариальную контору», обслуживающую волю исполнительной власти. В аргументации критиков фигурирует тезис о сохранении полной доминации партии Amanat и отсутствии условий для реального политического плюрализма. Однако подобный взгляд, хотя и эмоционально оправдан, в значительной степени страдает от абсолютизма оценок и игнорирует как институциональные эффекты реформ, так и их значение в контексте постсоветской политической эволюции Казахстана.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Политическое очищение. Нюансы реформы парламента РК
Токаев как архитектор государства нового типа
Манифест Токаева. Вызов логике «вечного правления»
Прежде всего необходимо зафиксировать исходную точку: политическая система Республики Казахстан десятилетиями функционировала в рамках жестко централизованной суперпрезидентской модели, унаследованной от переходного периода 1990-х годов. Парламент, прежде всего нижняя палата, был лишен даже формальной субъектности, а выборы носили исключительно мобилизационный характер. Мажоритарный элемент отсутствовал как таковой, а депутатский корпус формировался через списки правящей партии и узко контролируемые общественные организации, а значит не имел ни мандата доверия от территориальных сообществ, ни политической автономии. В этом контексте сама попытка реструктурировать законодательную власть и вернуть мажоритарные округа, даже в урезанном виде — есть институциональный шаг, направленный на восстановление механизма представительства.
Введение смешанной избирательной системы с одномандатными округами, как бы ограниченно оно ни действовало в краткосрочной перспективе, потенциально влечет за собой укрепление обратной связи между избирателями и депутатами. Возникает возможность, пусть локальная и подстрахованная сверху, формирования альтернативных центров легитимности, включая выборных политиков местного масштаба, действующих вне рамок корпоративной партийной дисциплины. Практика показывает, что даже в управляемых системах подобные элементы мажоритаризма со временем дают эффект институциональной дифференциации и запускают процессы политической социализации, которые трудно обратить вспять.
Следует учитывать и фактор управляемой трансформации. «Демонтаж» сената как формы имитационного сдерживания, перераспределение полномочий в пользу мажилисменов, усиление прозрачности процедур — все это может казаться ритуальными жестами на фоне сохраняющейся доминации Amanat, но, по сути, выступает как механизм аккумулирования и переноса политической энергии внутрь системы, а не за ее пределы. В политологии это соответствует модели инклюзивного авторитаризма, при котором легальный политический процесс модерируется сверху, но при этом создаются каналы обратной связи и протестной разрядки внутри системы, а не вне ее.
Критика, сводящая реформу к подготовке позиции спикера для действующего президента в рамках транзита по туркменской модели, опирается на поверхностное внешнее сходство. Однако подобные аналогии игнорируют институциональные различия и качественно иную политическую культуру Казахстана. Токаев, в отличие от Бердымухамедова, действует в условиях, где персоналистская вертикаль подорвана январскими событиями 2022 года, где силовые структуры фрагментированы, а население, особенно городское, мобилизовано в плане запроса на участие и справедливость. В этих условиях ставка на институциональный транзит, с участием парламента, политических партий, местных сообществ — не просто тактический ход, а стратегический выбор. Даже если глава государства по завершении полномочий останется в системе, будь то в парламенте, Совете безопасности или другом органе — это будет происходить в контексте сдержек и противовесов, а не абсолютной сакрализации власти.
Таким образом, парламентская реформа Токаева — это не революционный слом, а управляемый сдвиг в сторону более сложной, многоуровневой политической архитектуры. В долгосрочной перспективе она создает возможность формирования конкурентной среды, появления политических акторов с территориальной базой, роста институционального доверия.
Да, это медленный и контролируемый процесс. Но в условиях казахстанского политического поля другого пути просто нет. Альтернатива — стагнация или радикальный коллапс системы. Между этими полюсами — путь постепенного институционального выращивания субъектности. Именно этим и является текущая реформа.
Фото из открытых источников
