В Алматы презентовали мемуары Ляйли Галимжановой — видного государственного и общественного деятеля, ветерана казахстанского кинематографа. Это первая публикация ее тетрадей-дневников. Собственно, книга так и называется — «Четыре тетради».
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Наталья Сац: право на второй шанс
ЖЗЛ в кинематографе: от Шокая до Хаджимукана
Галимжанова родилась в Петропавловске. В 1947 году стала одной из первых казашек, окончивших Всесоюзный государственный институт кинематографии (ВГИК). Вернувшись в Казахстан, выступала на сцене Алма-Атинского ТЮЗа, преподавала в школе киноактеров. В 1948 году исполнила роль Сауле в фильме Ефима Арона «Золотой рог».
Впоследствии Ляйля Галимжанова занимала руководящие посты в системе культуры Казахстана. В 1957–1959 гг. — главный режиссер Казахского телевидения, в 1959–1961 гг. — заместитель министра, в 1961–1967 гг. — министр культуры Казахской ССР. С 1967 по 1975 г. — зав. отделом культуры Управления делами Совета министров Казахской ССР.
В 1975-1981 гг. — заместитель председателя, председатель Государственного комитета Казахской ССР по кинематографии.
Галимжанова — автор сценария фильма «Высокая должность» (реж. Б. Кимягаров, «Таджикфильм», 1958 г.), ряда рассказов.
Воспоминания Ляйли Галиевны охватывают период с 1920-х по 1950-е годы. Автор живо описывает повседневную жизнь тех лет, рассказывает о встречах с известными деятелями культуры.
Сами дневники-мемуары были написаны в начале 1980-х годов. В них Галимжанова дает своего рода ретроспективу своей биографии, начиная с самых ранних лет. Книга написана довольно простым, незамысловатым языком — Ляйля Галиевна просто пересказывает события с определенной долей сдержанности. От книг веет спокойствием — даже трагические события пересказаны с минимумом эмоций.
Интересно наблюдать, как повседневная бытовая жизнь сплетается с политической историей страны. Ляйля вспоминает, как впервые приехала в Алма-Ату вместе с родителями, жила во флигеле бывшего богатого купеческого дома на Торговой улице (ныне Жибек Жолы) и изумилась обилию мышей в доме. Или же детские годы в Чимкенте, где она описывает свое первое знакомство с узбеками, а также дружбу с соседкой Ритой, чьи родители, как оказались, были ссыльными троцкистами: «Я слышала, как мой папа однажды говорил маме (родители Риты приехали в Чимкент одновременно почти с нами), что отец и мать Риты сосланы в Чимкент, что они троцкисты, и объяснял, кто такой Троцкий и троцкисты. Я тоже слушала его и по-своему поняла все это: я представила себе, что надо кормить голодных людей — печь хлеб, а троцкисты только и делают, что спорят и ораторствуют и мешают всем вокруг работать. Вот так я впервые «поняла троцкистов».
Вспоминает Галимжанова, конечно, и о голоде. Хотя в тот момент ее семья уже жила в городе, недоедание коснулось и ее: пришлось даже ездить восстанавливаться в Ташкент, к ректору Туркестанского университета профессору Слониму.
Особенно тяжело читать фрагменты, посвященные 1937-1938 годам. В книге ярко переданы те ощущения, которые, наверное, переживал в те годы каждый простой советский человек. Страх вперемешку с надеждой и верой в лучшее. Повседневные будни и праздники, воскресные прогулки в парке, танго и фокстроты на танцплощадках и ночи полные страха, когда каждый прислушивался к любому шороху на улице или в подъезде.
Ляйля Галимжанова очень красочно описывает свое лето в пионерском лагере, а потом то, как быстро, в течение нескольких недель увяла ее мама, а спустя год арестовали отца, и о том, какие мытарства она и ее младший брат Кемель (мило называемый сестрой Кимочка) пережили, когда выселялись из комнаты в коммуналке. И как по разному вели себя соседи: одни стучали, другие наоборот — старались защитить и подкормить. Читая эти страницы, понимаешь, что человеческая природа все же одинаковая — что в 1937 году, что в 2025-м.
Вспоминает она и как ходила в знаменитое здание НКВД Казахской ССР «на Дзержинского и Виноградова», дабы поинтересоваться судьбой отца.
«Когда я через стеклянные маленькие окошечки обращалась к ним с каким-нибудь вопросом о папе, они говорили: «Почему ты пришла, где твоя мать?» — «Она умерла...» Им становилось жалко маленькую смуглую худенькую девочку с аккуратно заплетенными косичками с красными бантиками и безукоризненной, вежливой речью. И эти суровые люди мне объясняли, когда, кому, по какому телефону мне надо звонить. В то время прием подобных граждан комендатурой проводился часов с семи-восьми вечера, и до полуночи собирались в длинные очереди у комендатуры сотни женщин. Дети были единичны, так как, если арестовывали и матерей, то детей отправляли в детдома. Женщины стояли, сидели на скудной травке, на земле, подстелив газетку, на добытых где-то кирпичах, почти не разговаривая друг с другом.
Были весна, лето, вечера и ночи теплые. Я смотрела на крупные яркие звезды и мечтала о том, как оправдают папу, извинятся перед ним, он вернется домой... а дальше были фантастические картины нашего счастья».
С особой горечью Галимжанова пишет о родственниках, которые отвернулись после ареста ее отца. И которые всячески набивались в близкие после того, как в 1960-е годы Ляйля Галиевна стала министром: их, судя по всему, на момент написания дневников она так и не простила.
Рассуждала она и о том, что несмотря на оттепель и реабилитацию невиновных, этот процесс так и остался во многом половинчатым. Так, Ляйля Галиевна сетует, уже в 1980-х, что великий казахский поэт Магжан Жумабаев, хоть и реабилитирован юридически, так и остался под запретом как литератор. Ее расстраивало это.
Пишет она и о вкладе Сабита Муканова в травлю и преследование коллег по литературному цеху.
Отдельного внимания стоит повествование Ляйли Галиевны об ее обучении в эвакуированном ВГИКе. Ведь она оказалась в числе тех первых казахских студентов, которые были отобраны для обучения в вузе легендарным советским режиссером Григорием Рошалем. Вообще, кино всегда занимало особое место в ее жизни, как и многих ее современников. Марика Рекк, Дина Дурбин, Грета Гарбо и Чарли Чаплин были воистину богами из иных миров, словно манящих их в другую, новую жизнь.
Интересно, как в пересказе возникают персонажи со страниц истории — поэт Константин Симонов и певица Клавдия Шульженко. А вот о режиссере Наталье Сац Ляйля Галиевна вспоминает не без резкостей. Галимжанова была артисткой первой труппы Алма-Атинского ТЮЗа и вот как она пишет о Наталье Ильиничне.
«Мы между собой смеялись над ее манерой кокетничать с молодыми актерами, при этом она просто третировала молодых актрис. Она ревновала всех мужчин ко всем молодым женщинам. С удовольствием, громко «уничтожала» при всех какую-нибудь актрису за мелкий промах, с отвратительной (а ей казалось — тонкой) улыбкой говорила: «Дорогая, что за походка у тебя... что за выражение лица всегда... неужели ты так глупа...» и т.д. в том же духе. Хорошо жилось в театре мужчинам, а женщинам — только если они с утра до вечера говорили о «гениальности» Наталии Ильиничны. А она если и гениальна, то не как художник, а как организатор, и то не за счет организаторских талантов, а за счет «пробивных» способностей, основанных на нахальстве и бесстыдстве, скрашиваемых ее интеллектом и артистическим воспитанием в семье Ильи Саца, в окружении, встречах с многочисленными яркими художниками. Она добилась многого этим своим качеством, стала народной артисткой СССР, лауреатом Госпремии СССР и наверняка станет Героем Соцтруда, а ведь детский музыкальный театр, на который она потратила из государственного кармана большую кучу денег, с точки зрения искусства — большой пшик, все элементарно, эклектично.
Я не удивляюсь, такая «се ля ви», к сожалению. Слишком часто целеустремленные нахалы, несмотря на свою художественную примитивность, становятся обладателями всех лавровых венков, пока истинно талантливые люди мучаются святыми муками творчества. Достаточно вспомнить примеры С. Михалкова, Ан. Софронова и иже с ними.
И наоборот — очень скромные лавры, полученные официально, талантливейшими К. Паустовским, М. Пришвиными многими другими. Что делать! Такова жизнь!»
Пожалуй, это самый эмоциональный эпизод воспоминаний Галимжановой. Конечно, мемуары всегда стоит оценивать через призму здорового скептицизма, деля напополам слова автора. Но все же сегодня, когда вокруг истории Казахстана, особенно ХХ века, плодится множество мифов и фальсификаций, публикация воспоминаний непосредственных свидетелей невероятно важна. Жаль только, что тираж у таких книг очень невелик. Впрочем, хорошо, что они в принципе выпускаются.
Фото из открытых источников
