День Независимости для Казахстана — это не только историческая дата, но и момент стратегического осмысления. Более 30 лет страна существует в условиях постоянных внешних и внутренних вызовов: смены глобальных экономических моделей, геополитической турбулентности, трансформации общественных ожиданий. При этом Казахстану удалось сохранить ключевое — суверенитет, внутреннюю стабильность и способность самостоятельно формировать повестку развития.
Оглядываясь на пройденный путь, все чаще звучит вопрос не столько о темпах роста, сколько о качестве государственной модели, устойчивости институтов и доверии общества к будущему. Именно эти параметры все отчетливее проявляются в политическом курсе последних лет, который последовательно обозначает президент Касым-Жомарт Токаев.
О том, какие достижения независимого Казахстана действительно имеют системное значение, как формировалась уверенность в будущем и почему прагматизм стал ключевым элементом государственной стратегии, размышляет Хавьер М. Пьедра — эксперт в сфере международного развития, многие годы работавший и живший в нашей республике.
— Если рассматривать День Независимости как точку стратегической оценки, какие результаты развития Казахстана вы считаете принципиально важными сегодня?
– Когда мы говорим о независимости, важно понимать, что она измеряется не только формальным суверенитетом, но и способностью государства сохранять внутреннее равновесие в сложные периоды. Именно поэтому мысль, которую президент Касым-Жомарт Токаев неоднократно подчеркивал — о единстве, спокойствии и стабильности, — имеет фундаментальное значение.
Казахстан на практике доказал, что может сохранять целостность многоэтничного и многокультурного общества, не скатываясь в конфликты и радикализм. Это особенно важно на фоне глобальной нестабильности и примеров других стран, где подобные вызовы приводили к распаду институтов и утрате управляемости.
Кроме того, Казахстан сумел выстроить сбалансированные отношения с соседями, обеспечить экономические свободы и создать пространство возможностей для молодежи. Даже при наличии коррупции, институциональных слабостей и человеческих ошибок государство не утратило стратегического курса. Это говорит о наличии внутреннего «якоря» устойчивости, который и является одним из главных достижений независимости.
— Насколько, на ваш взгляд, за годы независимости в Казахстане сформировалась «уверенность в будущем» как устойчивая общественная установка?
— В начале 1990-х годов уверенности в будущем не было практически нигде в регионе. Экономический спад, распад привычных социальных связей, неопределенность — все это формировало атмосферу тревожности. Казахстан прошел через этот этап, как и другие постсоветские государства, но сумел выйти из него с более устойчивыми институтами.
Постепенно государство выстраивало социальные и управленческие механизмы, которые снижали уровень хаоса в повседневной жизни. Это не означало отсутствия проблем, но означало предсказуемость. А предсказуемость — ключевой элемент уверенности в будущем.
Важно и то, что государство не отказалось от традиционных ценностей как основы социальной стабильности. Независимость в этом смысле проявляется тогда, когда общество не живет в постоянном страхе, не находится в состоянии ожидания катастрофы и не теряет способность планировать завтрашний день. Казахстану удалось этого избежать.
— Какую модель государственного управления Казахстан выстраивал все эти годы?
— По моим наблюдениям, Казахстан последовательно двигался к модели управления, ориентированной на общее благо. Это не означает идеальности или отсутствия ошибок, но означает наличие стратегической цели.
Государство стремилось создать инфраструктуру, которая работает не только для элит, но и для общества в целом. Социальная политика, экономические свободы, институциональное строительство — все это формировалось как взаимосвязанные элементы.
Важно и то, что Казахстан достаточно рано осознал ограниченность как советского наследия, так и радикальных внешних идеологий. Механическое копирование моделей редко приводит к устойчивости. Страна искала и продолжает искать собственный баланс между ролью государства и свободой общества.
— В последние годы президент Токаев делает акцент на реформировании институтов и ответственности власти. Насколько принцип субсидиарности действительно укореняется в казахстанской практике?
— Субсидиарность — это не просто управленческий термин, а, по сути, философия принятия решений. В контексте Казахстана она означает признание того, что не все решения должны приниматься в центре и что местные сообщества обладают собственным потенциалом и правом на ответственность. Именно такой подход в последние годы все чаще прослеживается в риторике и практических шагах Касым-Жомарта Токаева.
Мы видим попытки децентрализации, усиления роли местных органов власти и повышения их подотчетности населению. Этот процесс объективно сложный и небыстрый, поскольку затрагивает сложившиеся управленческие привычки и институциональные механизмы. Однако принципиально важно, что он запущен именно как осознанное направление государственной политики, а не как формальная декларация.
Подход, который продвигает президент Токаев, во многом заключается в том, чтобы государство не подменяло собой общество, а создавало условия для инициативы «снизу». Субсидиарность хорошо соотносится и с культурными традициями региона, где коллективная ответственность и локальные формы самоуправления всегда играли значимую роль. В долгосрочной перспективе такой курс повышает устойчивость всей системы управления и укрепляет доверие между государством и обществом.
— Можно ли говорить о том, что Казахстан формирует собственную экономическую модель, отличную от классического неолиберализма?
— Экономика — это не только показатели роста ВВП и прибыль корпораций. Казахстан, особенно в последние годы, все чаще рассматривает экономическое развитие через призму устойчивости и общественного интереса. Этот сдвиг хорошо вписывается в общий политический курс, который обозначает президент Токаев, — курс на более социально ответственное и сбалансированное развитие.
Опыт 1990-х годов показал, что неконтролируемая приватизация и олигархизация экономики подрывают социальное доверие и усиливают разрыв между государством и обществом. Осознавая эти уроки, в последние годы Казахстан последовательно взял курс на ограничение чрезмерного влияния узких групп, поддержку малого и среднего бизнеса, развитие локального предпринимательства и более справедливое распределение экономических возможностей.
Экономическая политика, формирующаяся сегодня, все меньше опирается на догмы классического неолиберализма и все больше напоминает модель капитализма общего блага, где экономическая активность должна служить обществу, а не наоборот. В условиях глобального кризиса неолиберальной модели такой прагматичный и взвешенный подход выглядит рациональным и дальновидным, а главное — соответствует долгосрочным интересам страны.
— В условиях глобальной нестабильности можно ли считать внешнюю политику Казахстана фактором внутренней устойчивости?
— Безусловно. Казахстан выстроил внешнюю политику, основанную на прагматизме и отказе от крайностей. Страна избегает участия в чужих конфликтах и геополитических авантюрах, сохраняя пространство для маневра.
Многовекторный подход, развитие транспортных коридоров, дипломатическое посредничество — все это усиливает суверенитет и снижает внешние риски. В этом смысле внешняя политика напрямую работает на внутреннюю стабильность.
— Можно ли сказать, что прагматизм стал ключевым элементом устойчивости независимого Казахстана?
— Да, именно прагматизм и отказ от идеологических крайностей позволили Казахстану сохранить устойчивость. Страна не пыталась «бежать впереди истории», но и не застряла в прошлом. Этот баланс между реформами и стабильностью, открытостью и суверенитетом стал основой зрелости государства. И, на мой взгляд, именно это является главным итогом более чем тридцатилетнего пути независимости.
Фото из открытых источников
