В прошлый раз, освещая «женский вопрос», мы посмотрели на него через историческую призму, заглянув не слишком глубоко (всего на две с половиной тысячи лет назад), но в то время, когда возникли основы классического кочевого общества. Того самого, которому принято приписывать каноны «военной демократии». Напомним, мы пришли к выводу, что в раннем железном веке, в сако-скифский период (современники и соплеменники «Золотого человека», который, к слову, вовсе не девушка), кроме классических бытовых и прикладных моментов, главенствовало то, что связанно с мировоззрением. Кроме традиционных для многих народов «хранительницы очага» или «матери», это относится к прямому обожествлению женского начала (Умай, Ашина и прочее) и придания ему первостепенной значимости. Проще говоря, уважение к женщине в древнем кочевом обществе носило изначальный характер и было неотъемлемой частью мировоззрения номадов. При этом, каждый член общества, независимо от пола, четко это осознавал, а понимание взаимосвязи божественного начала женщины и ее социально-бытовых функций было не «по привычке», а вполне осознанно.
Со временем какие-то моменты утрачивались, кое-что меняло первоначальный смысл, а что-то превращалось в «привычку» без осознания смыслового значения. Несомненно, многое изменилось с приходом Ислама в Великую степь, но здесь далеко не все так однозначно. Главным образом это определялось, скажем так, отличительным отношением казахов к новой религии, которое строилось, как на существовавшем мировоззрении, так и на методе хозяйствования.
Если говорить о втором аспекте, то несмотря на то, что в ядре возникновения и развития магометанской веры тоже присутствовали кочевники (бедуины), в Великой степи были существенные различия. В первую очередь, это касается огромных территорий, что затрудняло продвижение Ислама в глубь территории. Немалое значение имел и изначально свободный дух отечественных кочевников, а также сложившийся тысячелетний уклад, о чем мы говорили в предыдущих «сериях» ликбеза по правам человека у казахов и протоказахов. Да и в период самих казахских ханств были некоторые различия, исходя из географии и хронологии.
О некоторых противоречиях и неоднозначности по «женскому вопросу» в казахском кочевом обществе могут говорить различные исследования по данной тематике, причем, как современные, так и труды прошлого. Интересно, что эта тема была одной из основных в работах европейских и российских ученых и путешественников XIX века, и даже в отдельных исследованиях можно было встретить факты таких противоречий. Позже, при соцреализме, также было немного неразберихи – с одной стороны, пропаганде важно было представить наших женщин угнетенными (затем освобожденными, как в фильме про «красного террориста» Сухова), а с другой – исследования фольклора показывали, что женщины в культуре были на ровне с мужчинами.
Следует помнить, что европейские и российские «наблюдатели» во многих случаях исходили из субъективных взглядов, к которым, кроме прочего, можно отнести и взгляд через призму «европейской культуры» и установившихся на тот момент там законов. Тут напомним, что в большинстве стран того времени (в позапрошлом веке) женщины не имели право голоса, и даже в самой Российской Империи, откуда прибывала часть исследователей, царил крепостной строй, и девушку спокойно могли обменять на охотничью собаку (или просто подарить).
Если быть конкретнее, то один и тот же автор (например, Броневский) мог отмечать, что размер куна (материальное возмещение) за убийство женщины был раза в два меньше, чем за убийство мужчины, но подчеркивать, что казашки не заключены в гаремы, как в других магометанских странах. Про бытовые условия пришлым «белым людям», конечно же, объективно писать не удавалось, поэтому они часто оценивали ситуацию со стороны. И тут мы встречаем стереотипное «киргизская женщина безропотна и не молчалива» (видимо, такая попалась) или вообще выдернутое из контекста «муж владел не только имуществом, но и жизнью жены». В то же время можно встретить цитаты, пронизанные удивленностью наблюдателей, что женщины в Великой степи «никогда не закрывают лица от мужчин, свободно разъезжают по степи и принимают участие в празднествах».
К слову о празднествах. Большинство из них имеют глубочайшие корни и несут огромную смысловую нагрузку, а также являются кладезю для современных этнологов и историков. Если касаться нашей темы, то по ним можно судить о большой роли женщин буквально во всех сторонах жизни номадов, начиная с рождения ребенка и заканчивая обрядами оплакивания и погребения. Но праздники – это, все-таки, веселье, и здесь мы часто видим, что у прекрасной половины кочевого общества была роль главенствующая, ведущая во всех смыслах. К примеру, во время Наурыза именно молодые девушки были заводилами, а парни оказывались ведомыми.
Впрочем, в быту роль жены степняка тоже трудно было переоценить. Чисто из прикладного механизма, вдовец стремился побыстрее найти новую жену именно потому, что домашнее хозяйство просто рухнуло бы без женской руки. Хотя, наверное, это можно отнести не только к кочевникам. А вот фактическое управление не только домом или несколькими семьями, но и целыми округами, в Великой степи было не в диковинку даже в конце XIX и начале ХХ веков. «Обычность» того, когда женщина была «районным акимом» была, в том числе, продиктована тем, что мужчины в это время были на войне или оставались там навечно, но мало кто удивлялся, когда она становилась полководцем. Как, например, сестра хана Кене – Бопай-ханым.
Но мы больше о правах, а не о призвании. В этом плане необходимо отметить важную деталь. При всем при том, что, как отмечалось выше, кун за убитую женщину полагался вдове меньше, чем за мужчину, в обычном праве казахов («Жеті жарғы») отдельно и очень подробно прописывались права вдов и сирот – этому была посвящена одна из семи глав свода законов, отдельная от уголовных и гражданских направлений. Коротко говоря, матери-одиночки в степи не встречались, да и вдовы, в определенном смысле, пользовались большей свободой и уважением, чем другие, а ослушание их детей приравнивалось к правонарушению. Кстати, и понятия «многодетная мать» у казахов не было (все они были таковыми), поэтому сейчас дословный перевод этого социального понятия с русского на казахский звучит, скажем так, как-то коряво.
И последнее о праве и правах. А если точнее, о нанесении морального вреда. Европейские и российские исследователи удивлялись, узнав о том, что унижение или оскорбление женщины чужим мужчиной считалось серьезным преступлением и, как отмечал туркестанский генерал-губернатор Николай Гордеков, «взыскивалось не меньше, а скорее больше, чем за обиду мужчины». Здесь можно было отдельно рассказать о похищении невест, но это уже совершенно другая история, чаще граничащая с фольклором и любовными романами. Просто скажем, что неправильно было бы называть сие действие «народными» (и уж тем более национальными) традициями.
На этом мы, наверное, завершим небольшой ликбез по правам кочевников, но при этом отметим, что тема еще не исчерпана…
ЧИТАЙТЕ ПО ТЕМЕ:
https://check-point.kz/publication?id=213
https://check-point.kz/publication?id=215
https://check-point.kz/publication?id=216
https://check-point.kz/publication?id=222
https://check-point.kz/publication?id=227
https://check-point.kz/publication?id=230
