- Джон, давай начну я. Прежде, чем перейти к основной теме нашего разговора, мне кажется, необходимо дать какой-то тизер, вводную часть, непосредственно связанную с определёнными событиями в нашем городе, наблюдаемыми мной и тобой воочию. В других городах и весях РК они тоже имеют место быть. Речь о российской хипстерской, скажем так, эмиграции в связи с военными событиями в России, на Украине, в мире. Сейчас она бросается в глаза. И даже в уши. В местных магазинчиках то и дело встречаешь людей, не умеющих, но учащихся пользоваться нашими карточками, кюар-кодами, не знающих цен, и так далее. Недавно, получая документы в ЦОНе, я был удивлён количеством условно славянских лиц, желающих обрести какую-то легализацию в Алматы. Вчера, идя по улице, услышал обрывок телефонного доклада, видимо маме, оставшейся в России, от молодого человека. Здесь к нам толерантны, не то что в Грузии, пока всё как бы классно, - говорил он и дальше описывал то, что видит вокруг. Но об этом сейчас говорят и пишут все. Поэтому, отдав дань текущему моменту, я хотел бы поговорить о более важных для меня материях, хотя они связаны с ползучим реализмом текущих дней. Возможно даже эта текучка, тут каламбур, из этих материй как раз вытекла и течёт, течёт. По крайней мере, в том числе из них. Если разговор вырулит, мы сможем в любой момент вернуться к нынешним несчастным (или нет) беглецам из России. Честно говоря, судьбы этих тысяч конкретных людей меня не заботят, все они, в конце концов, взрослые. По-моему, искреннее волнение не о ближнем своём, но о дальнем, в большинстве случаев, если не во всех, – ложь. А вот судьба, история, тайна нашего города, которая с темой эмиграции, эвакуации, наплыва перемещённых и просто не классифицированных лиц очень тесно связана, меня заботит. И даже очень.
- То есть речь у нас пошла уже о романе, насколько я в курсе, который ты пытаешься опубликовать, вот уже несколько лет?..
- Да. Он называется «Муви». Действие происходит летом 1943 года в Алма-Ате. Но его темы стали актуальны именно в этом феврале. Через 79 лет. И, хотя грядущее всегда в тумане, будут наверно актуальны ещё очень долго. В каком-то смысле роман до странности совпал с этой актуальностью. Например, там даже комический сюжет экономического как бы самоубийства Запада есть («как бы» здесь не дежурная связка, не слово-паразит), хотя он не главный. Речь в романе, как ни банально, всё-таки о людях. Очень интересных людях. Но о прототипах и прочей конкретике давай чуть позже, чтобы завершить производственную тематику самого романа. Первый вариант, цельный уже текст, готов был довольно давно. Лет пять назад. О нём хорошо знают в России, особенно на ведущих кино-продакшенах. С их стороны были нешуточные мечты о его экранизации, тем более что я написал пилотную серию и полный план сериала, которые понравились самым известным в России кино-дельцам. Но… нет, нет… понимаешь, мы берём деньги у государства, а там могут не однозначно отнестись к самому материалу, не обращая внимания на художество как таковое. Впрочем, и российское ведущее издательство «АСТ», они публикуют новых авторов под дочерними лейблами, тоже заинтересовалось весьма своеобразно. Дали карт-бланш на любую жанровую серию. Пиши, ты же умеешь, издадим. А этот, этот твой «Муви» мы никогда не опубликуем. Наша производственно-творческая жизнь и без специальных усилий опасна и трудна.
- Говоря о романе, ты упоминаешь российские киностудии и издательства… Так в чем же дело?..
- Да, необходима оговорка. Ведя речь о книжках, кино, сериалах, не только сейчас в нашем разговоре, и не только своих, я имею в виду их состоявшуюся или же потенциальную судьбу в России. Дело тут не в низкопоклонстве, психологии «ватника». Я, кажется, им и не являюсь. Всё проще. Уровень литературы и искусства в Казахстане катастрофически низок. До такой степени, что буквально не о чем говорить. Притом, что я не из тех, кто «не читал, но осуждаю». Конечно, речь сейчас о русскоязычных авторах. Они пытаются заигрывать с казахской корневой тематикой, и так далее. Пишут и снимают какие-то убогие, высосанные из пальца сказки, обинуясь вовсе не своими проблемами, надеясь на пирожок с полки. Это не означает, что я не хотел бы издать роман в Казахстане. Но я понимаю, что его читательская аудитория у нас не может быть массовой. Причем не только в самой аудитории дело. В книжных магазинах я сразу иду к полкам с художественной литературой местных издательств. Первая мысль, что возле них приходит в голову: кто отдаст деньги за эти однообразные кирпичи в коричневом или синем коленкоре с оттиснутыми стандартным «золотым» шрифтом названиями? Что угодно заботило этих издателей, кроме поиска пути к читателю, какого-то бы ни было общения с ним.
- Но давай, наконец, о романе, он основан на чем-то реальном, или это целиком вымышленные события?
- У любого романа, фильма, сериала и даже, например, музыкального произведения должно быть, на мой взгляд, какое-то очень прочное, лучше незыблемое, основание в жизни. А вот с опорой на этот фундамент автор волен строить, что ему только захочется, возможно, если повезёт, его создание тогда хотя бы сразу не рухнет. Толчком к написанию сюжета «Муви» послужила газетная публикация. В 21 веке были впервые обнародованы или, скажем так, осторожно обнародованы скудные архивные материалы о фашистском подполье, действовавшем в Алма-Ате до 1948 года. Вполне возможно, что эта секретная структура была создана ещё до начала ВОВ. В 1948 году бригада фашистов, убивавшая советских и партийных деятелей, была ликвидирована явочным порядком. В домике на берегу Весновки, где проживали заслуженный врач республики, бывшая главой этого подполья, и её сын, студент Казахского горно-металлургического института, живым взять не удалось никого. Они отстреливались до последнего, убив одного из оперативников. Эта реальная история рассказывает о необыкновенных характерах, подобных характерам японских самураев, воевавших во второй мировой войне на тихоокеанских островах до 70-х годов, хотя все капитуляции были давным-давно произведены. То есть в случае алма-атинского фашистского подполья не может быть речи о чём-то обыденном, бытовом, чисто уголовном. Ведь в отличие от самураев они не могли не знать об итогах второй мировой. Вот эти мать и сын являются прототипами героев моего романа. С другой стороны, я давно хотел написать город, где родился и вырос, таким, каким я его знал, и каким он больше не является. Переместить его в мир идеальных вещей. Точнее, воссоздать его там. Идея не оригинальная. Но дело не в оригинальности идеи, а в моем желании написать об Алма-Ате, моей Алма-Ате, так, чтобы это заинтересовало не только алмаатинцев. В этом была проблема. Идти по пути лирики - детство-шметство, арыки, горы, славные люди разных национальностей, самый «необычайный город, столь не похожий ни на один городов в мире» и так далее - я не хотел. Не потому что это неправда. Это правда. Одна из. Но кому интересно моё детство, арыки, прямоугольная сетка улиц, добрая апашка из соседней квартиры, футбол «двор на двор», писательские дети из дома напротив, сумасшедший корреспондент «Известий» с первого этажа, массовые драки Тастака с «микрошами» и тому подобное? И, мол, куда это всё хорошее и красивое подевалось, ой-бай. Это путь литературных маргиналов. Подобными повествованиями завалено всё. Это графоманский конёк литературы. Конечно, каждый человек абсолютно велик внутри самого себя. Только вот настоящему искусству, литературе на эту абстрактно верную максиму начхать. Я понял, что Алма-Ата двадцатого века, если и может быть интересна большому миру, то только вовлеченностью в его - мировые - дела. И больше ничем. Но какое событие было именно таковым? Большое событие, точнее, событие Большого стиля, за всю историю Алма-Аты было только одно. Во время войны у нас был снят ставший этапным для всего мирового киноискусства фильм. Речь, разумеется, о двух сериях «Ивана Грозного». Понимаешь? Не Эйзенштейн интересен тем, что самый яркий, трагический период своего творчества провёл в Алма-Ате, а как раз Алма-Ата интересна тем, что это произошло в ней. Миру Алма-Ата двадцатого века может открыться только так и больше никак. Тема фашистского подполья и создания великого фильма у меня объединились в сквозной сюжет романа, хотя там много чего ещё. В том числе не замыленный, надеюсь, взгляд на тему военной Алма-Аты, которая являла собой Вавилон, буквально набитый более чем известными личностями мирового масштаба, либо получившими такой масштаб позже, так сказать, со старта в Алма-Ате. Более подробно говорить о романе я не буду.
- Понятно. Ты говоришь о «своей Алма-Ате» в этом романе.Насколько мне известно никаких романов, одним из героев которых была бы собственно Алма-Ата, в природе нет. До сих пор. Если не считать «Факультета ненужных вещей» Юрия Осиповича Домбровского… Но ты ведь родился гораздо позже событий, о которых он – твой роман – рассказывает?
- В Алма-Ате 60-х и даже 70-х годов то время - время тех фашистов и того Эйзенштейна - ещё существовало. Была чувственная связь с эпохой мировых пертурбаций, эпохой Большого стиля. Многие фронтовики были не старые ещё мужики, в расцвете своих сил. Какие-то улицы и районы были почти такими же. Научная, культурная, промышленная жизнь города была во многом сформирована именно событиями войны. Не распалась ещё связь времён. Более того, например, из детства я помню двухэтажный барак в нашем дворе, где бородатые мужики за водочкой спорили не о Великой Отечественной, а о том, что зря Ленин не послушал Плеханова, а Мартов был мудак, и таком прочем. Не все из алма-атинских изгнаний вернулись после амнистии в Россию. Разумеется, о содержании этих разговоров я узнал много позже.
- А давай теперь всё-таки о дне сегодняшнем. В чём для него актуальность тех давних событий, о которых ты говоришь в романе?
- Тут у меня есть свой образ. Миграция — это перемещение людей по разным причинам. Так вот самой массовой является сезонная миграция людей, связанная с хозяйственной и иной деятельностью, обусловленными погодой. Урожай, рыбная ловля, всякого рода заготовки, иные сезонные работы, перемещения на лето в деревню, на морское побережье и тому подобное. Энциклопедии так и говорят, что самым массовым является перемещение людей на короткие расстояния, обусловленные температурой воздуха и осадками. Если развить эту тему, добавив к слову «погода» расширение «военно-политическая», то мы увидим подобную же сезонность. То есть люди подчиняются изменениям военно-политической погоды в своих конкретных или же общих целях, действиях, в том числе - нападениях друг на друга или бегствах от них. Но ведь погода обусловлена климатом, который, собственно, и представляет собой погоду за долгосрочный период и её обоснованный прогноз на будущее. Он не изменяется быстро, чтобы мы там ни говорили о глобальном потеплении или ледниковых периодах. Мы живём в том же экономическом, культурном, военно-политическом климате, что и наши довольно отдалённые предки. Конкретные обстоятельства жизни каждого из нас обусловлены именно им. Призывы покончить с кошмаром истории, и наконец, перестать жить прошлым, раздающиеся не первое десятилетие, не просто непродуктивны, они бессмысленны. Это вроде гнева на дождь или на снегопад. В этом смысле никакого прошлого нет. Да и небывалого, невиданного до сих пор будущего - тоже. Неслучайно на Западе, то есть в культурном ареале, маргиналами которого мы являемся, снова становятся популярными темы, связанные с великими войнами и соответствующими перемещениями и действиями человеческих масс. Точнее, эти темы никуда и не уходили. Навскидку - от набитого литературными банальностями бестселлера «Благоволительницы» Дж. Литтелла до интеллектуального шедевра «Туннель» У. Гэсса. Или лучшего сериала за последние годы, снятого, как ни странно, в Португалии, «Глория», где действие разворачивается в 1968-м году на радиотрансляционной станции, вещающий с Атлантического побережья на СССР. Притом на фоне Олимпийских игр в Мехико и войны в Анголе, которые также являются элементами войны, так и не закончившейся в 1945-м году.
Нынешним сезонным мигрантам важно именно это понять, а ещё лучше почувствовать, чтобы выработать индивидуальную тактику в обстоятельствах, которые не только они, но и никто другой поменять не в состоянии. Не имею понятия, поможет ли им, или кому-то ещё, в этом мой роман, или романы, фильмы, сериалы, подобные ему. Но я хорошо понимаю, зачем я его написал.
«Нам надо идти в ногу, ровняя шаг, по дороге в тюрьму смерти. Побег невозможен». Это было не только сто лет назад актуально. Попробуйте избежать этой участи. Почему нет?
- Ну ты меня ошарашил, как всегда. Даже не знаю, кто может взять на себя публикацию получившегося интервью…
Фото из открытых источников
