Ушел в небытие 2024 год, который для Казахстана и Центральной Азии прошел под лозунгами объединения и укрепления статуса «средних держав». Об итогах года — кандидат философских наук, профессор Казахстанско-немецкого университета Рустам Бурнашев.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
«Афганцы» остаются на передовой
Санкционные противоречия и Казахстан
— Рустам Ренатович, закончился 2024 год, наполненный тревогами, надеждами. Какие события, на ваш взгляд, стали главными в ушедшем году?
— Дать ответ на этот вопрос крайне сложно, так как он зависит от перспективы рассмотрения 2024 года. Даже у меня лично, только с профессиональной позиции, таких перспектив несколько, поскольку, собственно, сама «профессиональная позиция» не одна. Например, как специалист в области миграции в Евразийской миграционной системе, я бы выделил террористический акт в «Крокус Сити Холле» и связанный с ним подъем антимигрантских настроений в России, трансформацию законодательства, регулирующего миграцию, и соответствующих практик. Как специалист по вопросам военной безопасности, я бы отметил так называемые «взрывы электронных устройств» (операцию «Мрачный гудок»), как принципиально не ожидаемый ранее вариант ведения боевых действий. Как «фукодианец», я бы указал на серию публикаций и мероприятий, посвященных сороковой годовщине со дня смерти Мишеля Фуко. И этот перечень можно продолжать.
Остается и вопрос о том, что понимается под «событием»? Например, продолжающаяся война между Россией и Украиной: это «событие» 2024 года? Если да, то она, безусловно, сохраняет и будет сохранять свою значимость как некоторая доминанта. То же самое относительно происходящего на Ближнем Востоке с октября 2023 года. Главенство этих процессов в 2024 году оспаривать практически невозможно.
Влияние внешних событий
— Осень прошлого года выдалась крайне напряженной. И если выборы президента США для нас событие, которое, вероятно, окажет влияние на международную ситуацию в будущем, то новый переворот в Сирии, скорее всего, впрямую скажется на обстановке в наших странах уже сейчас. Это так?
— Да, эти два события хотя и не имеют прямого отношения к странам Центральной Азии, в силу их «периферийности» или отдаленности, могут оказать влияние на нас. Хотя характер этого влияния, естественно, различен. Если первое будет затрагивать, прежде всего, межгосударственный уровень, при условии, конечно, что Дональд Трамп начнет реализовывать свои все планы и будет делать это системно. В частности, если США ужесточат свою миграционную политику или активизируют торговую и идеологическую войну с Китаем. Второе отразится, по моему мнению, прежде всего, на субгосударственном уровне. Например, через усиление миграционных потоков лиц, поддерживающих идеологические установки групп, которые будут вовлечены в передел власти в Сирии, или усиление идеологического давления исламизма на население наших стран.
— А как Вы оцениваете новую власть в Афганистане и усилия руководителей стран Центральной Азии сохранить стабильность в регионе?
— Правительство, сформированное движением «Талибан» в Афганистане, на данный момент, по прошествии трех лет со дня его прихода к власти, демонстрирует, что оно способно в некотором достаточном минимуме контролировать территорию страны. При этом реализовывать здесь ограниченные по масштабам экономические и инфраструктурные проекты, а также может рассматриваться как «договороспособное» на международной арене (или, как минимум, стремящееся к такому восприятию со стороны внешних партнеров). Насколько это фундаментально и может ли позиция движения «Талибан» измениться — вопрос открытый, поскольку некоторые идеологические установки и практики, продвигаемые движением «Талибан», остаются крайне жесткими и могут оцениваться как экстремистские.
Говорить о позиции лидеров стран Центральной Азии в отношении Афганистана как какой-то целостности нельзя, так как здесь присутствует четкая страновая специфика. Например, Таджикистан занимает гораздо суровее позицию в отношении движения «Талибан», чем другие его партнеры по Центральной Азии, например, Казахстан, который в 2024 году вывел это движение из списка террористических организаций. В любом случае, я считаю, что страны Центральной Азии заняли в отношении Афганистана прагматичную позицию, чем она была ранее, отказавшись от секьюритизации взаимоотношений с этой страной. Более того, я отметил бы, что в отношении Афганистана изменилось и само понимание безопасности. Если ранее вопрос ставился как «сначала безопасность, потом – экономика», при этом безопасность понималась исключительно в военно-политическом плане, то теперь безопасность понимается более широко, включая в себя такие срезы, как экономический, социетальный и другие. Соответственно, страны Центральной Азии исходят из того, что, с одной стороны, именно экономическое и инфраструктурное развитие должно обеспечить стабильность Афганистана. А с другой стороны, нельзя говорить, что Афганистан — источник угроз и просто выносить его за скобки через изолирование от него. В настоящее время страны Центральной Азии отходят от изоляционистской позиции по отношению к происходящему в Афганистане и стремятся решать вопросы с безопасностью вместе с Афганистаном.
Интеграция как тренд будущего
— На протяжении всего 2024 года мы наблюдали, как углубляются интеграционные связи, как на постсоветском пространстве, так и в мире, например БРИКС. Эта тенденция сохранится?
— Я не считаю, что, когда мы говорим о Центральной Азии, а тем более о БРИКС, мы можем говорить об интеграции в точном смысле этого слова. Интеграция предполагает наличие общей политики, что в формальном плане проявляется в формировании надгосударственных органов, решения которых обязательны для стран-членов объединения. Ни в Центральной Азии, ни в БРИКС ничего близкого к этому нет. Да, в Центральной Азии усиливаются вектора регионального сотрудничества, в БРИКС можно говорить о развитии двусторонней кооперации, однако говорить об интеграции здесь пока невозможно. В тех пространствах, о которых идет речь, когда говорим о Центральной Азии и БРИКС, национальные форматы являются доминирующими над международными или региональными.
— Аналитики отмечают, что процесс интеграции вплотную происходит и в Центральной Азии. Локомотивом выступают Казахстан и Узбекистан. Подчеркивается, что этому способствуют хорошие отношения, которые складываются между лидерами обеих республик. Так ли это на самом деле или выдают желаемое за действительность?
— Фактически, я уже ответил на этот вопрос, когда отвечал на предыдущий. Я бы не стал говорить о региональной интеграции в Центральной Азии. Собственно, и лидеры наших стран склонны использовать более мягкие термины — «сотрудничество» или «кооперация». Однако, в настоящее время, бесспорно, можно говорить о серьезной интенсификации двусторонних связей в рамках Центральной Азии. Линия «Казахстан – Узбекистан» — одна из них, которая, возможно, действительно развивается наиболее интенсивно. Однако станет ли она триггером для развития многостороннего сотрудничества и, соответственно, станут ли Казахстан и Узбекистан «локомотивами» для него — вопрос открытый и спорный. Опять-таки в силу приоритетности для всех стран Центральной Азии вопросов нациестроительства. При этом я не стал бы акцентировать в развитии линии «Казахстан – Узбекистан» личностный уровень, хотя он, в рамках политических режимов, сложившихся в странах Центральной Азии, безусловно, очень важен. Я считаю, что развитие двусторонних отношений между Казахстаном и Узбекистаном отражает структурные потребности двух стран, а не только личностные установки их лидеров.
Проблемы сохраняются
— Вместе с тем в регионе имеются вопросы, которые требуют безотлагательного решения. Это и вопросы урегулирования границ, проблемы с энергообеспечением и водоснабжением. Не станут ли они поводом для каких-то локальных конфликтов?
— Бесконфликтных ситуаций не бывает. Конфликты, если их понимать как несовпадение интересов, есть и будут всегда. Центральная Азия тут не исключение. Вопрос в том, какую форму конфликты будут принимать, и как они будут решаться.
Как показывают исследования, в том числе и мои, страны Центральной Азии исходят из безусловного принятия и использования так называемых «вестфальских норм» (таких, как невмешательство во внутренние дела, взаимное признание границ и т. п.). Именно эти установки обеспечивают международную безопасность этих стран. И даже сейчас, когда «вестфальские нормы» не только ставятся под сомнение, но и нарушаются, в том числе — и так называемыми «великими державами», страны Центральной Азии остаются их сторонниками. Это видно и на практике. Так, каким бы ожесточенным ни был конфликт между Кыргызстаном и Таджикистаном по поводу границы в 2022 году, он не перешел в состояние войны или даже полноценного приграничного конфликта. К тому же обе страны рассматривали его урегулирование дипломатическими средствами как необходимость, что в конце 2024 года дало свой результат – достигнуто политическое решение об урегулировании ситуации, и она перемещена в техническую плоскость процедур делимитации и демаркации.
Я полагаю, такой подход у стран Центральной Азии сохранится в ближайшем будущем. Трансформации возможны только под воздействием внешних факторов. Например, из-за начала водозабора из бассейна реки Амударья со стороны Афганистана после запуска канала Кош Тепа в ситуации, когда между странами Центральной Азии и Афганистаном нет соглашения по объемам водозабора (если не учитывать то, которое действует со времен Советского Союза).
Внешнее или внутреннее?
— Естественно, меня, как и других граждан нашей страны, больше волнует ситуация в Казахстане. Можно ли говорить о том, что в республике больше внимания уделяется внешней политике в ущерб внутренним вопросам?
— К сожалению, я не готов дать ответ на этот вопрос в силу того, что я не специалист в области внутренней политики. Более того, эти две сферы крайне сложно, если вообще возможно, сравнивать с точки зрения того, чему отдается больший приоритет.
— Президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев подчеркивал не раз, что Казахстан позиционирует себя как срединную страну и достойно представлен на карте мира. Ваш комментарий?
— Начиная с 2024 года в республике активно продвигается идея, что Казахстан — «средняя держава». Президент страны неоднократно подчеркивал это в своих выступлениях. Мне кажется, это — неплохая идеологическая установка как для внутреннего, так и для международного использования. Кроме того, на международном уровне она действительно получает серьезное подкрепление в виде инициатив, продвигаемых Казахстаном и оценок Казахстана со стороны его внешних партнеров. Однако мне лично не хватает концептуализации идеи «средняя держава», определения ее критериев и ключевых признаков.
Чего нам ожидать
— В 2024 году власти нашей страны продолжили курс на построение «слышащего государства». В частности, много внимания уделяется социальной поддержке населения. Насколько такой курс верен и соответствует ожиданиям граждан?
— К сожалению, вновь вынужден указать, что я не готов дать ответ на этот вопрос в силу того, что я не специалист в области внутренней политики. Могу только прокомментировать идею «слышащего государства» с точки зрения вопросов безопасности. В оценке стран Центральной Азии с точки зрения внутренней безопасности доминирует мнение, что это — «слабые государства», одним из признаков которых является разрыв между правительством и населением, отсутствие между ними институциональной связи. В этом плане действия, которые предпринимало руководство Узбекистана в лице его президента Шавката Мирзиёева, начиная с 2016 года, и политика «слышащего государства», реализуемая в Казахстане, — важные акции, направленные на уменьшение этого разрыва. Очевидно, что социальная поддержка населения — это совершенно иной механизм, не имеющий прямого отношения к идее «слышащего государства».
— Что нас ожидает в наступившем году, чего следует опасаться и на что обращать внимание?
— Я не делаю прогнозов. Могу отметить только те процессы, за которыми я буду следить (с точки зрения того, как они будут влиять на безопасность стран Центральной Азии). Во-первых, развитие конфликта между Россией и Украиной. Включая позицию (ее изменение) со стороны США и стран Европы, возможно – Китая. Во-вторых, процессы на Ближнем Востоке с Израилем и Ираном в фокусе внимания. В-третьих, развитие отношений между США и Китаем. И, наконец, отслеживание условных «черных лебедей»: тех или иных возможных, но на данный момент маловероятных ситуаций, реализация которых может кардинально изменить ситуацию в наших странах. Как видите, ничего особенного здесь нет, я полагаю, эти процессы будут отслеживать практически все специалисты в области вопросов безопасности.
Фото из открытых источников
