Вторжение вооруженных сил Украины (ВСУ) на территорию Курской области РФ является чуть ли не главной темой мировых СМИ и Telegram-каналов. С правовой точки зрения, это дело лишь двух стран, но уже несколько дней в конфликт пытаются втянуть другие государства. В том числе и Казахстан. Причем некоторые укоряют Астану в том, что она никак не отреагировала на происходящее. Почему так происходит и что за этим может последовать?
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Дмитрий Орлов: Будут новые попытки переворота
ОДКБ в Алматы: это не «военный туризм»
Наверное, не стоит напоминать читателю хронологию того, что происходило с прошлого вторника — это легко можно найти на просторах интернета, но только советуем обращаться к проверенным источникам информации. В общем, у нас нет цели рассказывать подробности и вставать на чью-либо сторону. Хотя стоит уточнить, что «все это» началось не 6 августа 2024 года, а как минимум 24 февраля 2022-го. Опять-таки, не вдаваясь в подробности, обратим внимание на саму ситуацию, но только для того, чтобы легче было разбираться в том, как это относится к нам.
Во-первых, в первые пару дней с начала «спецоперации» официальный Киев никак особо не комментировал происходящее, да и на данный момент нет точных данных, которыми обычно делится Минбороны Украины по другим фронтам — внутри страны. МО РФ традиционно отчитывалось о достигнутых успехах, хотя, судя по их же следующим брифингам и отчетам военных блогеров, успехи эти как-то обесценивались, мягко говоря.
Где-то на третий день, когда стало понятно, что это не «разведка боем» и не действия легиона «Свобода России» или «Русского добровольческого корпуса» (состоят в основном из граждан РФ), то получилось, что с юридической точки зрения Российская Федерация столкнулась с прямым вооруженным вторжением со стороны иностранного государства. Отсюда логично возникает вопрос — попросит ли Москва помощи у своих союзников по Организации договора о коллективной безопасности?
Тут с ответами спешить не надо, тем более, в них будут щедро перемешаны эмоции с правом, право с фактической ситуацией, а ситуация — с эмоциями. Кроме того, для начала важно понять, что может подразумевать сама эта «помощь». Тут надо исходить не только из практики (Кровавого января-2022), но и из правовой основы, которая была принята в последнее время. В первом случае было введение в Казахстан воинских подразделений — в основном, тактического и штурмового характера (пусть даже они были поставлены на охрану объектов), а это не делается так быстро, как хотелось бы. Пример с Кантаром не очень подходит, как бы ни хотелось того некоторым российским пропагандистам.
Говоря про практику, следует учитывать и учения сил ОДКБ «Боевое братство». Они проходят регулярно в разных странах-союзниках, а в 2022-ом были проведены в Беларуси, в схожих с Курской областью местах. Однако, как показывают последние события, то, что проходили на учениях, совершенно отличается от настоящих боев. Поэтому, исходя из соображений сохранения союзнических отношений и жизней солдат их стран, вряд ли бы Кремль пошел на такое. Слова президента Беларуси Лукашенко, сказанные по этому поводу – что, мол, надо протянуть руку помощи братскому народу и это долг, не стоит понимать буквально. Скорее всего, это очередная пиар-акция, тем более, даже у самых крутых белорусских спецназовцев нет настоящего боевого опыта от слова «совсем».
В целом же, Москва, скорее всего, понимает, что даже если теоретически просьба о помощи будет озвучена, и десантники из Беларуси, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана (Армения точно найдет повод отказаться) высадятся где-то в лесах Курщины, то с большой долей вероятности они просто станут очередной мишенью (жертвой) для ВСУ. То есть, в этом плане на первом месте будут стоять не жизни наших ребят, а имидж ОДКБ. Но это чистая теория. Точно также в теории Россия чисто из въевшейся позиции «старшего брата» не станет просить помощи – это будет признанием поражения – мол, сами не смогли справиться, а теперь за спины союзников прячетесь. Единственное, что такое может произойти, если ситуация будет ухудшаться (с точки зрения Кремля, конечно), а зона «спецоперации» ВСУ – расширяться.
Или же, опять-таки теоретически, силы ОДКБ могут быть привлечены уже после окончания «антитеррористической» операции ВС РФ, и наши солдаты заменят российских в качестве миротворцев, которые будут поддерживать порядок вплоть до отмены режима ЧС в регионе. И если говорить о правовой части, то следует вспомнить, что недавно наш парламент ратифицировал ряд соглашений, связанных c ОДКБ. Эта новость промелькнула как-то без особого обсуждения в обществе, даже учитывая некоторую токсичность Организации среди части казахстанцев. А вот сейчас о ней можно вскользь вспомнить.
Речь идет о соглашениях в области юрисдикции и правовой помощи (в большей степени, формальной), а также о единой материально-технической и медицинской помощи. Проще говоря, чтобы снаряды и бинты были однотипными у всех миротворцев. В этом плане помощь может быть организована не только живой силой, но и техникой и вооружением, а также медикаментами или даже медицинским обслуживанием. Правда, в таком варианте возникают дополнительные вопросы, которые, как вы понимаете, связаны с прямыми антироссийскими санкциями, а точнее — поставками оружия стране-агрессору.
Впрочем, мы опять ушли в теорию. Со стороны России официальных сообщения насчет помощи не было — только намеки, что сами справимся с этой «очередной большой провокацией». Хотя были еще высокомерные заявления политиков второго уровня, которые сводились к тому, что Россия — самая главная в ОДКБ и просить кого-либо о помощи это глупо. Ну, как говорится, никто и не стремился «помочь».
Что касается реакции казахстанского общества, то она, как и предполагалось, разделилась. Есть те, кто морально поддержал вторжение в Курскую область, как и те, кто переживал за местных мирных жителей и тамошнюю АЭС, а также те, кто делает вид, что ничего не происходит, а если происходит — это их не касается. Некоторые из наблюдателей-активистов (особенно, из первой категории казахстанцев) стали упрекать руководство РК в том, что оно тоже никак не отреагировало на происходящее.
А сейчас попробуем «объяснить на пальцах» молчание Акорды и МИДа. Конечно, мы за них отвечать не собираемся, равно как и, скажем, за парламентариев, но надо кое-какие вещи понимать изначально. Во-первых, следует отметить важную вещь — даже западные политики в подавляющем своем большинстве если и комментировали «курский вопрос», то только в двух случаях – когда у них об этом спрашивали или когда они сами хотели просто хайпануть. Вторых было значительно меньше, а первые не всегда прямо отвечали на поставленный вопрос. Понятно, что многие комментарии выходили вырванными из контекста, но если обратиться к первоисточникам (американским и европейским СМИ), то первоначально это были либо интервью, либо что-то вроде ток-шоу. Что касается Александра Григорьевича и его очередных «фирменных» заявлений, то это было «два в одном» — ток-шоу личного характера и политический хайп.
Во-вторых, наша внешняя политика по отношению к российско-украинскому конфликту (ну, или войне — тут дело не в определениях) все два с половиной года после полномасштабного вторжения исходит из следующих основных принципов: должен соблюдаться Устав ООН по части территориальной целостности стран, конфликт необходимо решать путем мирных переговоров и это касается только двух сторон — Украины и России. Стоит также добавить, что и с Киевом, и с Москвой у нас, по сути, равные дипломатические отношения. Дальнейшие пояснения, наверно, будут излишни. То есть, странно бы выглядело, если Акорда или МИД РК вдруг вышли бы с каким-либо заявлением по этому поводу, даже если им захотелось бы высказаться насчет участия (или не участия) ОДКБ. Еще раз подчеркнем — ни одна страна в мире не сделала официального заявления по поводу «курского вопроса». Впрочем, представители руководства Украины и России тоже воздерживаются от какого бы то ни было привлечения третьих стран к тому, что происходит в Курской области.
Фото из открытых источников
