Заявление президента Казахстана Касым-Жомарта Токаева о том, что наша страна не рассматривает для себя роль посредника в конфликте между Россией и Украиной, прозвучавшее 24 сентября 2025 года, стало важным маркером внешнеполитической линии Астаны. «Мы не посредники и таковыми себя не видим. Россия и Украина способны самостоятельно вести переговоры», — отметил Токаев, добавив, что украинский кризис «в высшей степени сложный и упрощать его нельзя». При этом он подчеркнул, что Казахстан готов предоставить «добрые услуги» в виде площадки для встреч, если стороны сами выразят такое желание.
МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Насилие обходится человечеству в 20 триллионов долларов — Токаев
Скандальная вакансия: чего ждать от нового посла Украины в РК
На первый взгляд, эта позиция выглядит как осторожный отказ от ответственности. Однако в реальности она отражает более глубокую стратегию, которую можно охарактеризовать как упрямое лавирование. Казахстан последовательно избегает шагов, способных зафиксировать его в качестве союзника одной из сторон, предпочитая оставлять пространство для маневра и демонстрировать приверженность только общим принципам международного права и суверенитета.
Посредническая миссия потенциально принесла бы международный престиж, но одновременно поставила бы страну под перекрестное давление. Россия могла бы ожидать большей лояльности, тогда как Украина и западные партнеры — открытых антироссийских акцентов. В условиях продолжающихся боевых действий подобная роль выглядела бы не только рискованной, но и заведомо малорезультативной. Казахстан не располагает ни достаточным политическим весом, ни ресурсами для того, чтобы взять на себя миссию гаранта переговорного процесса.
В Москве заявление Токаева восприняли как сигнал о желании сохранить дистанцию и при этом поддерживать партнерский тон. Политолог Станислав Ткаченко оценил его как попытку «дезавуировать» прежние шаги, например встречу с Зеленским, и тем самым предотвратить кривые трактовки.
Российские СМИ подчеркивали, что Казахстан готов предоставить площадку для переговоров, что сохраняет элемент дипломатической вовлеченности. Одновременно в некоторых комментариях звучали нотки недовольства: отказ от активного посредничества может восприниматься как нежелание поддерживать российскую линию дипломатического давления.
Для Украины и западных наблюдателей отказ Казахстана стал «снижением ожиданий». Отмечалось, что страна могла бы стать нейтральным посредником, и потому отказ воспринимается как упущенная возможность. В то же время многие аналитики признают, что посредничество имеет смысл лишь при готовности сторон к диалогу, чего сегодня нет.
С другой стороны, в западной прессе заявление Токаева рассматривается и как проявление внешнеполитической автономии: Казахстан демонстрирует способность проводить независимую линию, не позволяя втянуть себя в чужой конфликт.
Экспертные комментарии в целом сходятся на том, что отказ Казахстана от посредничества является рациональным. Посредничество предполагает ответственность за результаты и гарантии выполнения договоренностей, чего Астана обеспечить не может. Гораздо разумнее сохранять статус площадки для контактов, избегая избыточных обязательств. Это решение подается как форма «активной обороны»: отказавшись от риска, Казахстан сохраняет гибкость и способность поддерживать рабочие отношения с Москвой, Киевом, Западом и Китаем.
В этом контексте отказ от посредничества органично вписывается в долгосрочную стратегию многовекторности. Суть этой стратегии заключается не только в равновесии между Москвой и Пекином или между Западом и Востоком, но и в умении удерживать Казахстан в стороне от тех процессов, где цена вовлечения заведомо превышает потенциальные выгоды. Токаев демонстрирует, что многовекторность — это не просто поиск новых партнеров, а система сдержек и противовесов, позволяющая избежать критических потерь.
Таким образом, упрямое лавирование становится визитной карточкой внешней политики Казахстана в XXI веке. Оно позволяет минимизировать риски, сохранить дипломатическую открытость и защитить главный капитал страны — внутреннюю стабильность и относительную самостоятельность курса в условиях глобальной турбулентности.
Фото из открытых источников
