По мере смещения глобальной силы в сторону многополярности государства Центральной Азии становятся активными региональными игроками. В данной статье рассматривается, какие из пяти республик — Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Кыргызстан и Таджикистан — к 2025 году будут соответствовать критериям «средней державы» по уровню экономической мощи, дипломатического влияния, стратегического потенциала и качества управления. Казахстан является единственной консолидированной «средней державой» в регионе, сочетающей в себе финансовую стабильность, институциональные реформы и многовекторную дипломатию. Узбекистан — восходящая звезда, движимая реформами, но по-прежнему зависящая от внешнего финансирования и централизованной власти. Остальные государства по-прежнему ограничены зависимостью и ограниченной институциональной глубиной. Вместе они отражают регион, который всё больше способен формировать, а не просто поглощать, глобальные и региональные изменения.
Сравнительный анализ пяти центральноазиатских республик показывает, насколько каждая из них продвинулась к этому статусу.
Экономическая мощь
Экономическая автономия является определяющим признаком потенциала средней державы, позволяя государствам оказывать влияние, сохранять независимость политики и финансировать внешнее взаимодействие. В Центральной Азии зависимость от официальной помощи развитию (ОПР) и денежных переводов часто отражает ограниченные бюджетные возможности и ограниченное внутреннее накопление капитала, в то время как диверсифицированная, устойчивая экономика лежит в основе стратегической автономии. Ключевые показатели — ВВП на душу населения, кредитные рейтинги, устойчивость долга и диверсификация экспорта — отражают экономическую иерархию региона.
Казахстан является единственной консолидированной экономической державой Центральной Азии. Рост, обеспеченный ресурсами, осмотрительный налогово-бюджетный режим и суверенный фонд благосостояния (Национальный фонд Казахстана) обеспечили макроэкономическую стабильность. Имея кредитный рейтинг «BBB» или эквивалентный ему от ведущих агентств, Казахстан демонстрирует надежное управление долгом и надежность политики. Продолжающиеся усилия по диверсификации в рамках новой экономической политики — от возобновляемых источников энергии до финансовой модернизации — направлены на снижение зависимости от углеводородов и углубление интеграции в глобальные цепочки поставок. Его роль как транскаспийского логистического узла усиливает как стратегическое, так и коммерческое влияние.
Узбекистан, напротив, является развивающимся пограничным рынком, продвигаемым реформами после 2017 года по либерализации валюты, налогообложению и реструктуризации государственных предприятий. Быстрый рост ВВП и расширение деятельности частного сектора отмечают его траекторию к фискальной автономии, хотя продолжающийся приток ОПР в среднем около 1,1-1,3 млрд долларов США в год, в основном от Азиатского банка развития (АБР), Всемирного банка и двусторонних партнеров, таких как Япония, США и Европейский союз, подчеркивает его остаточную зависимость от внешнего льготного финансирования. Чтобы достичь подлинного статуса средней державы, Узбекистан должен примерно удвоить свой реальный экономический объем в течение следующего десятилетия, масштаб роста должен соответствовать переходу от статуса страны с низким уровнем дохода к статусу страны с высоким уровнем дохода и экономической массе, необходимой для регионального влияния. Для этого требуется не только расширение его промышленной и финансовой базы, чтобы конкурировать в качестве производителя, но и повышение внутренней покупательной способности, чтобы стать значительным потребительским рынком, превращая его географическое положение в реальную экономическую мощь.
Туркменистан обладает огромными газовыми богатствами, но его возможности по-прежнему ограничены автаркическим экономическим управлением и чрезмерной зависимостью от экспорта в Китай. Валютный контроль, ограниченная прозрачность и минимальная диверсификация препятствуют преобразованию доходов от ресурсов в устойчивое влияние.
Кыргызстан и Таджикистан по-прежнему зависят от внешней помощи и денежных переводов, имея узкую промышленную базу и сохраняющуюся внешнюю уязвимость. Денежные переводы от трудовых мигрантов составляют до половины их ВВП, смягчая бюджетный дефицит, но усиливая зависимость от России, Китая и международных кредиторов. Несмотря на участие в региональных инициативах, их структурная зависимость ограничивает их способность самостоятельно формировать экономические результаты.
В целом, Центральная Азия демонстрирует двухуровневый экономический порядок: Казахстан — зрелая средняя держава, Узбекистан — претендент на переходный этап, а остальные государства — внешне обусловленные экономики с ограниченными стратегическими рычагами влияния.
Дипломатическое и региональное влияние
Казахстан остается самым дипломатически влиятельным государством в Центральной Азии, проводя многовекторную внешнюю политику, которая уравновешивает отношения с Россией, Китаем, США, Европейским союзом и исламским миром. Астана позиционирует себя как региональный стабилизатор и нейтральный организатор, организуя такие громкие платформы, как Астанинский международный форум и Съезд лидеров мировых и традиционных религий, а также выступая в качестве места проведения мирных переговоров между Россией и Украиной и Сирией. Благодаря лидерству в Совещании по взаимодействию и мерам доверия в Азии (СВМДА), Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС) и Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), Казахстан стал дипломатическим якорем региона и мостом между Европой и Азией. Кроме того, он превратился в паназиатский образовательный центр, используя университеты мирового уровня и международные партнерства для расширения своего влияния «мягкой силы» на весь континент.
При президенте Шавкате Мирзиёеве Узбекистан стал растущей дипломатической державой, продвигая реформистскую внешнюю политику, ориентированную на экономическую интеграцию, водную и энергетическую дипломатию и региональное сотрудничество. Акцент Ташкента на внутрицентральноазиатских саммитах и взаимодействии с Афганистаном сделал его ведущим сторонником прагматичного регионализма. Расширение его «мягкой дипломатии» — посредством инициатив в области культуры, образования и развития — дополняет лидерство Казахстана, формируя кооперативное двойное ядро региональной дипломатии.
Туркменистан, придерживаясь политики позитивного нейтралитета, избирательно взаимодействует посредством энергетической и транзитной дипломатии, используя экспорт углеводородов и трубопроводные маршруты для поддержания отношений с Китаем, Ираном и прикаспийскими государствами. Его дипломатия остаётся транзакционной и ограничивается сотрудничеством по конкретным вопросам, избегая глубоких институциональных обязательств.
Кыргызстан и Таджикистан активно участвуют в многосторонних структурах, таких как ШОС и Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), но обладают ограниченным дипломатическим влиянием из-за внутренних проблем и зависимости от внешних партнёров. Гражданская дипломатия Кыргызстана и поддержка водной безопасности Таджикистана обеспечивают узкоспециализированное влияние, хотя постоянные пограничные споры и политическая нестабильность ограничивают их более широкие региональные роли.
Стратегический и безопасный потенциал
Казахстан сохраняет одни из самых боеспособных и институционально сплоченных вооруженных сил в Центральной Азии, чему способствуют растущие доходы от ресурсов и увеличенные расходы на оборону, а также устойчивая программа модернизации. Опираясь на многоотраслевую структуру обороны, Астана делает упор на системы противовоздушной обороны, беспилотники и повышенную мобильность, наряду с появляющимися кибер- и технологическими возможностями. Ее обширная территория и близость как к России, так и к Китаю вынуждают тщательно балансировать между обязательствами в рамках Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и выборочным сотрудничеством с западными институтами, такими как программа НАТО «Партнерство ради мира». В то время как вооруженные силы Казахстана остаются интегрированными с российскими системами, их участие в миротворческих миссиях ООН, инвестиции в развитие оборонной промышленности и вовлечение в региональные контртеррористические инициативы подчеркивают его роль стабилизирующего фактора и прагматичного партнера по безопасности в Центральной Азии.
Узбекистан располагает одними из самых боеспособных вооруженных сил в Центральной Азии, подкрепленными оборонной доктриной, которая подчеркивает суверенитет, независимость и неприсоединение. В обновленной в 2018 году оборонной доктрине подтверждается акцент на территориальной обороне, самодостаточности и отказе от размещения иностранных военных баз. Продолжая двустороннее оборонное сотрудничество с Россией в рамках программы стратегического партнёрства на 2026–2030 годы, Ташкент одновременно расширяет военные связи с Китаем и Южной Кореей для модернизации техники и подготовки кадров. Стратегическая близость к Афганистану усиливает акцент на безопасности границ, борьбе с терроризмом и региональном диалоге, в то время как его многовекторная внешняя и оборонная политика отражает прагматичные усилия по балансированию влияния великих держав, а не исключительное соответствие какому-либо блоку.
Туркменистан, напротив, основывает свою политику безопасности на своем конституционно закрепленном и признанном ООН статусе постоянного нейтралитета, впервые формализованном резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 1995 года и подтвержденном в Конституционном законе о постоянном нейтралитете (1996 год) . Несмотря на сохранение одной из крупнейших в Центральной Азии номинальной численности войск — по оценкам, примерно в 40 000 человек — его вооруженные силы остаются недостаточно обученными и полагаются на технику советских времен и в основном носят оборонительный характер, сосредоточенный на обеспечении безопасности границ и защите энергетической инфраструктуры. Избегая формальных союзов, Ашхабад избегает официальных военных союзов, предпочитая двусторонние консультации с соседними государствами и выборочное сотрудничество в области безопасности с крупными державами — в основном Россией и Китаем, и в меньшей степени Соединенными Штатами — сосредоточенное на борьбе с терроризмом, безопасности границ и региональной стабильности. Географически расположенный между Афганистаном и Ираном, Туркменистан имеет скрытую стратегическую ценность как буферное государство, однако его изолированная внешняя политика и ограниченная оперативная совместимость ограничивают его более широкое региональное влияние.
Кыргызстан и Таджикистан располагают скромными, ограниченными в ресурсах вооруженными силами, которые по-прежнему сильно зависят от внешних гарантий безопасности, в первую очередь от России и, в меньшей степени, от Китая. Будучи членами Организации Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), обе страны размещают на своей территории крупные российские военные объекты — авиабазу Кант в Кыргызстане и 201-ю военную базу в Таджикистане, — которые являются опорой их оборонительных позиций. Их вооруженные силы в основном ориентированы на контроль границ, внутреннюю стабильность и операции по борьбе с наркотиками, с ограниченными возможностями для ведения продолжительной обычной войны. Повторяющиеся пограничные столкновения, особенно в Ферганской долине, подчеркивают слабость командных структур и хрупкую оперативную совместимость. В то время как Россия остается главным гарантом безопасности, растущее предоставление Китаем обучения, технологий наблюдения и оборудования сигнализирует о постепенном, но заметном расширении влияния Пекина на южном фланге Центральной Азии.
Система государственного управления в Центральной Азии по-прежнему ориентирована на государство, уделяя особое внимание стабильности, модернизации и административному контролю. Хотя политический плюрализм ограничен, режимы стремятся к легитимности через эффективность и компетентность. Эффективное государственное управление расширяет возможности и даёт гражданам возможность участвовать в национальном прогрессе, делая стабильность самоподдерживающейся. Оно также определяет идентичность средней власти: способность поддерживать порядок, проводить политику и проецировать предсказуемость укрепляет авторитет за рубежом.
Политический курс Казахстана при президенте Касым-Жомарте Токаеве сочетает в себе традиционные ценности, национальную идентичность и институциональную модернизацию. Токаев вывел страну из персонализированного правления в сторону системы, более прочно основанной на институтах и верховенстве закона. Повестка дня «Справедливый Казахстан» фокусируется на эффективном управлении, социальном равенстве и дисциплинированном государственном управлении. Поправки к конституции 2022 года, устанавливающие единый невозобновляемый семилетний президентский срок, формализованные правила преемственности и усиленную преемственность политики. Усилия по упрощению бюрократии и сокращению дублирования, наряду с ограниченными мерами по децентрализации, были направлены на то, чтобы сделать правительство более компактным и более отзывчивым, сохраняя при этом стабильность. Эти корректировки укрепили институциональную надежность, основу авторитета Казахстана за рубежом. Его решимость проводить предсказуемую политику и контролируемые реформы в сочетании с социальной сплоченностью придает государству устойчивость и дипломатическую гибкость, типичные для средней державы, расположенной между конкурирующими сферами влияния.
Управление Узбекистаном при президенте Шавкате Мирзиёеве было сосредоточено на консолидации государственного потенциала посредством контролируемой модернизации и стратегического взаимодействия. Его руководство стремилось укрепить национальную сплоченность путем реформирования администрации, открытия рынков и активизации региональной дипломатии. Эти усилия повысили функциональность и видимость государства за рубежом, создавая образ обновления и компетентности. Тем не менее, принятие решений по-прежнему сосредоточено в руках президента, где личная власть определяет политику и координацию. Такая концентрация позволяет принимать быстрые меры и давать четкое направление — черты, которые усиливают краткосрочную эффективность Узбекистана как нового регионального игрока, — но также сдерживает развитие устойчивых институтов, лежащих в основе доверия к средней власти. Прочность влияния Узбекистана будет зависеть от его способности институционализировать управление за пределами индивидуального руководства, гарантируя, что модернизация преобразуется в предсказуемую политику и устойчивую легитимность. В этом балансе между контролем и институционализацией и заключается проверка зрелости средней власти.
Напротив, Туркменистан, Кыргызстан и Таджикистан сохраняют отличительные траектории управления, сформированные внутренними условиями, каждый из которых отражает свой путь к или от доверия средней державы. Политика нейтралитета Туркменистана усиливает и изолирует процесс принятия решений от внешнего давления, но та же изоляция сдерживает институциональное развитие и ограничивает возможности государства по взаимодействию. Плюралистическая политика Кыргызстана поддерживает активное гражданское общество и открытые дебаты — атрибуты, которые усиливают привлекательность мягкой силы, — но постоянная волатильность и сменяемость руководства ослабляют преемственность политики и доверие. Таджикистан отдает приоритет централизованному контролю для сохранения стабильности, опираясь на персидское культурное наследие для поддержания трансграничных связей идентичности. Хотя такой подход укрепляет внутреннюю сплоченность, он ограничивает институциональную открытость и сдерживает потенциал Таджикистана для превращения в более адаптивную и ориентированную вовне среднюю державу.
Еда на вынос
В 2025 году геополитический ландшафт Центральной Азии отражает четкую иерархию зрелости средних держав. Казахстан остается единственной консолидированной средней державой в регионе, сочетающей экономическую устойчивость, дипломатическую гибкость и институциональную стабильность для оказания устойчивого регионального влияния. Узбекистан стал надежным претендентом, движимым реформами и стратегическим взаимодействием, но должен углубить институциональный потенциал и экономическую диверсификацию для достижения полноценного статуса средней державы. Остальные республики — Туркменистан, Кыргызстан и Таджикистан — сохраняют ограниченное влияние, сдерживаемое экономической зависимостью, изолированным управлением или опорой на внешних покровителей в вопросах безопасности. В совокупности эта динамика подчеркивает постепенную, но существенную эволюцию: Центральная Азия больше не является пассивной периферией политики великих держав, а представляет собой регион, где избранные государства — во главе с Казахстаном и Узбекистаном — начинают самостоятельно формировать условия регионального порядка и взаимодействия.
Источник: Which Central Asian States Qualify as Middle Powers in 2025?
Фото из открытых источников