Всего через неделю после саммита в Токио с премьер-министром Санаэ Такаити президент США Дональд Трамп примет на этой неделе в Вашингтоне саммит C5+1 с лидерами стран Центральной Азии, который ознаменует 10-ю годовщину форума, призванного укрепить стратегическое партнерство США в регионе.
C5 — Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан — волнует Японию гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Как и Трамп и его предшественник Джо Байден, внешнеполитическая команда Такаити должна принять и поддержать центральноазиатские «станы», в частности тюркские, чтобы помочь создать стратегический блок, уравновешивающий влияние России и Китая в «слепой зоне» супердержав. Чем богаче и более единым становится этот регион, тем больше отвлекает внимание двух гигантов от их внешней ориентации на Европу и Индо-Тихоокеанский регион соответственно.
Наиболее многообещающим путем к достижению этой цели является пантюркский проект, который уже набирает обороты и по сути представляет собой восстановление артерии Шелкового пути, эффективно заблокированной с момента завоевания региона Москвой примерно в 1800 году.
Недавнее соглашение Трампа между Арменией и Азербайджаном уже вновь открывает этот заболоченный путь на юг, в Турцию и весь мир, который сначала назывался Зангезурским коридором, а теперь известен как коридор Трампа. Он обходит российско-иранскую блокаду на западе региона, но одновременно заменяет контролируемую Китаем инициативу «Пояс и путь» (BRI), которая планировала использовать Иран в качестве транзитного пути. Иран больше не в состоянии противостоять альтернативам себе, и проект Пекина на данный момент заблокирован.
Перспектива перераспределения баланса сил в Центральной Азии обещает стать крупнейшим геостратегическим сдвигом со времени подъема Китая после Мао Цзэдуна. Но для того, чтобы регион обрел экономическую и политическую независимость, чтобы он мог расти в статусе, ему нужны альтернативные торговые партнеры из числа существующих региональных держав на обоих полюсах. Япония должна помочь этому, предоставив стратегические инвестиции и торговые объемы. Если BRI достигнет своей цели, Китай станет владельцем торгового маршрута и будет доминировать в нем экономически, создавая долги и дешево выкачивая сырье.
Например, Пекин и Россия получают выгоду от дешевой казахстанской нефти благодаря уже существующим нефтепроводам, не имеющим альтернативных выходов — в настоящее время она стала еще дешевле, поскольку санкции привели к падению цен на российскую нефть. Напротив, казахстанская нефть уже начала поступать в Турцию на грузовиках по развивающемуся коридору. С появлением новых нефтепроводов, запланированных вдоль этого маршрута, Казахстан будет устанавливать свои цены и продавать нефть по всему миру. Его экономика не будет принадлежать России и Китаю.
Но дело не только в экономике. Страны Центральной Азии, безусловно, имеют потенциал, чтобы за несколько лет воссоздать модель процветания и стабильности стран Персидского залива. Они уже оставили позади мрачную постсоветскую эпоху, значительно увеличив объем торговли друг с другом и похоронив топор войны в давних пограничных спорах.
Эти этнические и религиозные разногласия, а также внутренние мафиозные конфликты были легко использованы Москвой, которая затем предложила свою собственную безопасность для восстановления стабильности. Москва не принимает Талибан внезапно из сентиментальных соображений. Талибан предлагает Владимиру Путину удобную угрозу дестабилизации соседей Афганистана, которую он может использовать, чтобы держать «станы» в узде. Точно так же поддержка Пекином как Пакистана, так и Ирана, расположенных по обе стороны Центральной Азии, отчасти является геостратегическим ходом, направленным на то, чтобы доминировать в регионе по-своему.
Регион Персидского залива также нуждался во внешних гарантиях безопасности для поддержания стабильности и роста благосостояния в условиях соседства с Ираном и хуситов. То же самое касается и Центральной Азии, которая страдает от агрессии со стороны своих соседей.
Это звучит как рискованная ставка для инвестиций Японии. Но гарантии стабильности уже поступают из других источников, помимо российских войск или китайского надзора. В последние годы Турция подписала соглашения о безопасности с Казахстаном, Узбекистаном и Кыргызстаном. Эти соглашения построены по образцу давних связей Турции с Азербайджаном: оружие, военные советники и обучение, даже размещение войск в случае необходимости.
Что делает новую ситуацию иной и более устойчивой, чем может показаться на первый взгляд, так это культурные и этнические связи между вовлеченными тюркскими нациями. (Таджикистан является исключением, поскольку исторически является персидским.) С этой целью создаются новые школы, культурные проекты, латинизированные алфавиты (вместо кириллицы) и многое другое. Важно, что даже планируется создание своего рода пантюркского лингва франка, поскольку язык и произношение могут быть непонятны, например, для турок и казахов на первых порах.
При этом перспективы инвестиций со стороны таких стран, как Япония, не столь опасны, как некоторые могут полагать. При предыдущей администрации США были предприняты значительные усилия для поддержки будущего стран Центральной Азии, и бывший президент США Джо Байден не раз встречался с лидерами стран C5. Теперь Трамп мудро следует примеру Байдена. Одним словом, стратегические союзники Японии уже приступили к делу.
Как конкретно подъем Центральной Азии принесет пользу Японии? Что мы имеем в виду под «отвлечением» России и Китая — как это будет выглядеть? Не заблуждайтесь, по мере роста и углубления пантюркского проекта его влияние распространится далеко за пределы Центральной Азии. Этнокультурные и лингвистические связи, уходящие корнями во времена кочевых племен, простираются далеко в Россию и Китай.
Этот континуум простирается от татар и башкир в России до уйгуров в Китае. В XI веке лексикограф Махмуд из Кашгара составил словарь тюркских языков на территории современного Синьцзяна (и, кстати, нарисовал первую карту, на которой был изображен главный остров Японии). В эту цепь можно включить Монголию и ее географические продолжения. Все эти тюркские регионы имеют общую историю, которая при достаточном поощрении может возродиться как отдельная идентичность.
Когда в 2012 году президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган посетил уйгурский регион Китая, его встретили восторженные толпы, несмотря на бесчисленных бдительных китайских наблюдателей. Это явление повторяется каждый раз, когда официальному представителю Анкары разрешают совершить официальный визит. Турецкие СМИ постоянно напоминают о тяжелом положении уйгуров. От одного конца Шелкового пути до другого тюркская — и даже тюрко-монгольская — память явно сохраняется и оказывает влияние.
Представьте себе, как бурное развитие Центральной Азии может послужить маяком для неспокойных этнических сородичей, все еще находящихся под иностранным господством. Для внешнего мира это может показаться маловероятным, но не для Пекина и Москвы. Это должно быть достаточным стимулом для Японии, чтобы активно участвовать в развитии этого растущего явления.
Автор: Мелик Кайлан, англо-турок, является обозревателем по международным делам для Forbes.com и соавтором книги «Ось Россия-Китай: новая холодная война»
Источник: Why Japan — like the U.S. — needs Central Asia
Перевод Дианы Канбаковой
Фото из открытых источников