Это неоимпериалистическая война Путина, направленная на возвращение частей Российской империи, утраченных с распадом Советского Союза в 1991 году, — предупреждает посол Стивен Пайфер, бывший посол США в Украине и один из главных американских переговорщиков по первоначальному Будапештскому меморандуму. В обширном интервью грузинской службе «Радио Свобода» Пайфер называет саммит Дональда Трампа и Владимира Путина на Аляске «провалом», критикует Вашингтон за неспособность оказать реальное давление на Кремль и предостерегает от повторения заверений в стиле Будапештского меморандума. Он утверждает, что Украина не примет — и не должна — мириться с урегулированием без жестких западных гарантий безопасности, включая сотни истребителей, которые бы гарантировали, что война прекратится до того, как Москва нанесет новый удар. Пайфер также предупреждает, что имперские амбиции Путина могут выйти за рамки Украины, угрожая Молдавии, Грузии, Армении, Азербайджану и Казахстану: «Если Россия одержит победу, все они окажутся под значительным давлением», — говорит он.
— Какова сейчас ситуация с мирными усилиями президента Трампа? Что именно показали нам встречи на Аляске и в Вашингтоне и насколько близко они приблизили нас к миру?
— Я бы сказал, что Аляска, к сожалению, стала настоящим фиаско. Президент Трамп отправился туда, заявив, что его цель — добиться согласия Путина на прекращение огня. Он также сказал, что, если Путин не согласится, будут серьезные последствия. Что ж, Путин не согласился на прекращение огня, никаких последствий не было, и вместо этого они в итоге обсуждали российское предложение, наполненное отравленными таблетками, которое было бы совершенно неприемлемо для Украины. Так что это был шаг назад, если рассматривать любые серьезные усилия по построению мира.
Переговоры в Вашингтоне между президентом Трампом, президентом Зеленским и семью другими европейскими лидерами помогли частично компенсировать этот ущерб. Был разговор о гарантиях безопасности, и президент Трамп предположил, что, хотя наземных войск США не будет, американская авиация может быть задействована. Думаю, это помогло частично устранить ущерб, но по-прежнему совершенно очевидно — из того, что недавно заявила Москва, — что обе стороны по-прежнему очень и очень далеки друг от друга.
— Последние требования России включают вето на гарантии безопасности Украины и привлечение Китая к этому процессу. О каких гарантиях безопасности идет речь?
— Владимир Путин готов принять мирное соглашение, но только на условиях Владимира Путина, а эти условия равносильны капитуляции Украины. Неудивительно, что Украина отвечает «нет». Что касается позиции министра иностранных дел Лаврова о гарантиях, о том, что Россия должна иметь право вето, то настоящие гарантии безопасности должны быть между западными странами и Украиной. Россия здесь не играет никакой роли.
Вспомните: еще в Стамбуле в 2022 году русские предлагали гарантии безопасности, где сама Россия была бы одним из гарантов. Но согласно их предложению, все гаранты должны были согласиться, прежде чем действовать, что позволило бы России вторгнуться в Украину, а затем наложить вето на любой коллективный ответ. Россия не должна удивляться, что к такому предложению нет интереса ни в Украине, ни на Западе.
— А как насчет уступки, на которую был готов пойти президент Путин, по словам спецпредставителя Уиткоффа?
— Мы не знаем. Возможно, Путин предлагал заморозить линии фронта в Запорожье и Херсоне, но я не видел ничего, что указывало бы на то, что Россия отказалась от своих претензий на весь Херсон и Запорожье.
Самой нелепой частью российского предложения на Аляске было то, что Украина оставит весь Донецк — и это была лишь цена за начало переговоров. Это дало бы России возможность уйти через две-три недели, объявить переговоры проваленными и возобновить войну. Тем временем Украина уже передала бы оборонительные сооружения, которые три года не давали России взять Донецк. Я был немного разочарован, что американцы не увидели этой ловушки, когда разговаривали с Путиным на Аляске.
Слишком много говорили об обмене территориями. Обмен территориями — это, по сути, просто земельные уступки со стороны Украины. Если посмотреть на заявления самих украинцев, то они, возможно, готовы смириться с какой-то временной оккупацией. Более того, в 2024 году президент Зеленский заявил, что Украина может согласиться не применять военную силу для возвращения оккупированных территорий. Это создает возможность того, что — в рамках окончательного урегулирования — Украина может согласиться на временную оккупацию части своих территорий, не признав ее на международном уровне. Но я не думаю, что украинцам следует даже предлагать об этом думать, если не будут предоставлены реальные гарантии безопасности, гарантии, которые дадут им уверенность в том, что Россия не вторгнется снова через два года.
— И в маловероятном случае, если эти гарантии материализуются, разве не будет совершенно нелогичным для России принять их?
— Это как раз обратная сторона медали. И здесь, к сожалению, президент Трамп не разыграл некоторые из своих ценных козырей. Уже три-четыре месяца он угрожает России новыми экономическими санкциями, но так их и не ввел. Таким образом, никакого нового экономического давления не было. Что еще важнее, он не разыграл карты, которые могли бы оказать реальное военное давление на Россию: а именно, не дал понять Кремлю, что Украина будет иметь необходимые ресурсы и оружие на 3, 4, 5, 6 лет. Сейчас Путин верит, что сможет достичь своих целей на поле боя. Трампу следует ясно дать понять, что Путин потерпит неудачу, и что цена этих попыток будет только расти.
Это означает конфискацию замороженных активов российского Центробанка, обращение к Конгрессу с просьбой о выделении дополнительных средств для Украины, и четкое подтверждение того, что украинские вооруженные силы будут находиться на поле боя в течение длительного времени. Только тогда Кремль, возможно, задумается: действительно ли мы хотим, чтобы это продолжалось еще два, три, четыре года? Именно так выглядит давление. К сожалению, пока господин Трамп не проявил готовности его применять.
— Разве это не должно быть частью более широкой стратегии, которая обеспечит Украине подобную поддержку даже после окончания войны?
— Конечно. Должен быть пакет гарантий, и одной из них должно быть обязательство Запада помочь Украине создать и поддерживать мощные вооруженные силы. И я говорю не о 40 истребителях F-16. Я говорю о 300 или 400 истребителях F-16, чтобы Украина была настолько сильна в военном отношении, чтобы Россия сказала: «Мы не хотим повторять это снова». Это лучшая гарантия безопасности — Украина, вооруженная до зубов. Но да, дополнительные гарантии Запада могут и должны еще больше укрепить это.
— Европа также, похоже, нерешительна — эта «коалиция желающих» не может определиться с конкретными действиями. Некоторые даже предупреждают о «Будапеште 2.0», где Запад снова предлагает расплывчатые заверения вместо гарантий, как и в случае с первым меморандумом, в разработке которого вы принимали участие. Насколько вероятен такой сценарий?
— Будапештский меморандум был согласован совсем в другое время, в 1993–1994 годах, и с совсем другой Россией. У Бориса Ельцина было много недостатков, но он принципиально признавал территориальную целостность Украины и уважал ее суверенитет. Если и был какой-то недосмотр, то это был наш — под нашим я имею в виду Вашингтон и наших украинских коллег. Мы не предвидели, что Владимир Путин сделает в 2014 году или снова в 2022 году. Если бы украинцы видели в этом хотя бы определенную вероятность, соглашение никогда бы не состоялось. Тогда существовала искренняя надежда — в конечном счете не оправдавшаяся — что Россия движется к более демократической системе, пусть и несовершенной, и к рыночной экономике, и что она может развиваться в другом направлении. К сожалению, став президентом, Путин обратил эти тенденции вспять. Сегодняшняя Россия гораздо больше похожа на Советский Союз.
Но, говоря об этом, я не думаю, что мы невольно скатимся в Будапешт 2.0. Конечно, мы всегда можем сделать какую-нибудь глупость, но нам следует обладать дальновидностью и интеллектом, чтобы признать, что, хотя Будапешт, возможно, был уместен 30 лет назад, сейчас это не выход. Украине нужны гораздо более надежные гарантии безопасности. Я не верю, что украинцы согласятся прекратить или урегулировать войну, если у них не будет полной уверенности в том, что она действительно окончена, а не просто передышка, пока Путин восстанавливает свои войска для нового раунда.
— О влиянии войны на то, что Россия презрительно называет своим «ближним зарубежьем», — что это означает для таких стран, как Молдова, Грузия, Армения и Азербайджан?
— Это неоимперская война Путина, направленная на возвращение частей Российской империи, утраченных с распадом Советского Союза в 1991 году. Это откровенный неоимпериализм. И я опасаюсь, что цели и амбиции Путина не ограничиваются Украиной. Если Россия одержит верх над Украиной, это осложнит безопасность других государств — Молдовы, стран Кавказа и Казахстана, и это лишь некоторые из них. Все они окажутся под значительным давлением. Очевидно, что Путин хочет восстановить российское влияние — даже физический контроль — на постсоветском пространстве, а возможно, и за его пределами.
— Считаете ли вы, что «вежливое поведение» может помочь? Похоже, что это тактика нынешнего грузинского правительства — уступать Москве во что бы то ни стало. Сработает ли это?
— В некоторых случаях быть вежливым с Путиным имеет смысл. Но бывают ситуации, когда нужно быть жестким и защищать свои интересы. Меня беспокоит, что наш президент хочет быть вежливым с Путиным, но, возможно, не осознает, что у него было бы больше шансов достичь своих целей, если бы он иногда проявлял жесткость.
— Но может ли крошечная страна на Кавказе позволить себе такую роскошь — сказать «нет» России?
— Конечно, обстоятельства иные. Но да, иногда маленькой стране на Кавказе приходится говорить «нет» и постоять за себя — если только она не окажется в ситуации, когда ее вообще ни о чем не просят.
Интервью с Важой Тавберидзе
Перевод Дианы Канбаковой
Фото из открытых источников