В то время как российские войска ведут физическую войну в Украине, в стране идет и теневая война: война против наследия российского империализма.
По словам Бийбарыса Сейтака, до вторжения России в Украину «не было серьезной дискуссии о роли казахского языка в обществе».
Сейтак является основателем Instagram-канала Kazak Bubble, на котором публикуется контент на казахском языке и о нем.
«После начала войны многие люди перешли от слов к делу. Они пошли на языковые курсы и поняли, что владение казахским языком - это вопрос национальной безопасности. Мы поняли, что нам крайне необходимо говорить на казахском языке, когда мы граничим с воинственной, имперской страной».
Война в Украине вызвала значительные общественные движения в Восточной Европе и Евразии, если не во всем мире. Она объединила Европейский союз в беспрецедентных масштабах и послужила катализатором расширения НАТО: недавно к альянсу присоединилась Финляндия, а в ближайшее время ее примеру последует Швеция. Она послужила стимулом для большей диверсификации торговых и энергетических сетей и привела к изоляции России как культурного изгоя.
Пока российские войска ведут физическую войну в Украине, по всей Восточной Европе и Евразии идет теневая война - война против наследия российского империализма. В таких странах, как Казахстан, Грузия и Украина, российское имперское и советское прошлое все чаще переосмысливается через призму европейского колониализма. Каналы в социальных сетях, пропагандирующие деколониальное мышление, с начала войны набрали тысячи подписчиков. Растут ряды клубов, пропагандирующих изучение национальных языков. По мнению Исследовательской службы Конгресса США, «война заставила некоторых ученых и интеллектуалов пересмотреть имперские и колониальные аспекты российского присутствия в Центральной Азии».
Язык стал ключевым наступлением в этой войне, поскольку мыслители, писатели, активисты и политики на всем постсоветском пространстве выступают против примата русского языка и отстаивают права и привилегии национальных языков, которые исторически подавлялись в имперский и советский периоды России. Языковой активизм становится все более острой темой в Казахстане, где молодой городской средний класс «все чаще использует казахский язык, ищет казахскоязычный контент и обсуждает... национальную идентичность, которая ранее была в значительной степени маргинальной дискуссией», как написала Мари Дюмулен, директор программы «Расширенная Европа» Европейского совета по международным отношениям, в аналитической записке в начале этого года.
Я отправился в Алматы, крупнейший город Казахстана, чтобы узнать больше о том, как война России в Украине катализирует лингвистические дебаты в Казахстане, и о том, что эти дебаты говорят о деколонизации на постсоветском пространстве в более широком смысле.
«До начала войны... люди в целом были согласны с тем, что казахский язык необходимо развивать, но расходились во мнениях о том, какими средствами это делать. После начала войны интерес к изучению казахского языка и разговору на нем резко возрос. Повышенный интерес к казахскому языку, вызванный войной, свидетельствует о более широком развитии событий в Казахстане: как сказал в мае 2022 года в интервью «Медиазоне» один из создателей инициативы «Казак грамматика» Нурсултан Багидолла, «война оказала пробуждающее воздействие на национальное самосознание казахов», - рассказал Сейтак.
Казахи и казахстанцы все активнее возвращают себе национальную историю и переосмысливают свою национальную идентичность в свете имперских и колониальных аспектов присутствия России в Центральной Азии. Максат Малик, языковой активист, выступивший на TedX с докладом о превращении казахского языка в язык межнационального общения, сказал: «Если выбор стоит между сохранением нашей идентичности и чтением Толстого и Достоевского на языке оригинала, я лучше сохраню свою идентичность». Ботакоз Касымбекова, доцент кафедры современной истории Базельского университета, согласна с этим мнением: «Русская литература учит нас любить Россию и презирать себя».
Александр Моррисон, профессор истории Центральной Азии в Оксфордском университете, связывает эту новую национальную конфигурацию с более широкими постколониальными тенденциями во всей Евразии. «Война породила чувство солидарности на всем постсоветском пространстве, которое облегчается и катализируется общим владением русским языком». Это не должно нас удивлять, добавил Моррисон. «Эта динамика напоминает индийское антиколониальное движение, в котором английский язык использовался в качестве лингва франка между деколониальными мыслителями и активистами, свободно владеющими различными региональными языками». Моррисон видит, что русский язык, по крайней мере временно, активизируется в качестве инструмента антиколониализма в постсоветских государствах.
Касымбекова, однако, подчеркивает сложность проведения деколониальных бесед с российскими учеными и на русском языке. «Нет никакой надежды на лучшую Россию, потому что это жестокая колониальная империя, которая подавляет нерусских и не видит этого. Российские ученые не желают признавать необходимость деколонизации и колониально присваивают себе дискуссии. Они по-прежнему считают, что имеют право говорить, а не спрашивать и слушать. Вот почему наиболее глубокие деколониальные дискуссии должны проходить на национальных языках».
Опыт общения Касымбековой с российскими учеными нетипичен. Колониальная амнезия характерна для большинства российских ученых, за некоторыми заметными исключениями. Многие социальные сети размещают материалы, призванные помочь российским гражданам, переехавшим в Казахстан, ассимилироваться в новой среде. В одном из таких сообщений, размещенном в аккаунте Qazaq Grammar, есть такая строка: «В Казахстане исторический термин «вхождение казахов в состав Российской империи» не используется. В Казахстане это событие называется «колонизация/захват казахских земель Российской империей»».
Явное использование термина «вхождение казахов в состав Российской империи» в сообщении отсылает к языку империализма, последовательно воспроизводимому в российской историографии, который затушевывает и отрицает историю российского колониализма. С этой целью российские ученые используют такие формулировки, как «добровольная интеграция» или «мирная ассимиляция», чтобы представить российскую имперскую экспансию как мирный, естественный процесс «возвращения» утраченных территорий на исторически законную родину. Однако, как напоминает Моррисон, «Центральная Азия и Кавказ были завоеваны насильственно, а не «мирно ассимилированы»». Он особо отмечает «самую известную резню при взятии Гёк-Тепе в 1881 году, когда было убито 14 000 туркмен».
То, что подобная оскорбительная и расистская лексика принята в российских академических кругах, свидетельствует об общем невежестве в отношении российского колониализма и нежелании серьезно и публично рассматривать эту проблему в российском национальном сознании. Если российские ученые не желают обсуждать историю российского колониализма, то каково будущее деколонизации на постсоветском пространстве?
Камила Смагулова, казахстанский исследователь национализма и деколониальности, предлагает один из вариантов ответа. «Поскольку языковые проблемы влияют на повседневную реальность людей - их возможности, права, способность найти работу, - я вижу будущее деколонизации в переговорах о языковой политике», - сказала она. Касымбекова согласна с ней. «Деколониальные дебаты пока ведутся на русском языке, но для успешной деколонизации эти дебаты должны перейти на национальные языки».
Война в Украине не только оказала влияние на многочисленные общественные движения, но и стала катализатором массовой реконфигурации языковой, культурной и национальной идентичности на всем постсоветском пространстве. По мере того как деколониальный дискурс входит в основное русло, а национальные истории и идентичности восстанавливаются, казахское деколониальное движение может послужить руководством для лучшего понимания многочисленных проявлений деколонизации в Евразии.
Автор - Джек Лейдикер, студент третьего курса Йельского университета, изучающий глобальные проблемы и исследования России, Восточной Европы и Евразии. Последний год он изучает историю и политику Центральной Азии, а также путешествует по Восточной Европе и Евразии, чтобы понять влияние войны в Украине на региональную динамику.
Перевод Дианы Канбаковой
Фото из открытых источников
